Автор: Крейди
Е-mail: ceryddwen@mail.ru

Бета: Мийка
Фэндом: Forgotten realms (романы Р.Сальваторе о Темном эльфе)
Герои: Закнафейн/Дзирт, Дзирт/Вульфгар, Дзирт/Энтрери, Дзирт/Аластриэль, Гаркл Гарпелл/Таратиль.
Рейтинг: R - NC-17.

Предупреждения: инцест, гендербендер (перемена пола), гет.
Отказ:  все принадлежит многоуважаемому Роберту Сальваторе и компании TSR. Поиграю и верну.

От автора: жирным курсивом выделены цитаты из произведений Р.Сальваторе; перевод слов и выражений языка дроу – в конце рассказа.

 

Незримое пламя

 

                                                                       Есть ли во всем мире более

                                                                                         неуловимое, более зыбкое понятие?

                                                                                         Кажется, люди всех рас просто не                          

                                                                                         понимают, что такое любовь, они

                                                                                         отягощают ее спокойную, сияющую

                                                                                         простоту своими предрассудками и

                                                                                         непомерными ожиданиями.

                                                                                            Р. Сальваторе, «Темное наследие».

 

      Что знал я об этой стороне жизни? Пожалуй, немногое: собственного опыта до выхода из Подземья совсем не было. Обряд посвящения в воины после окончания Мили-Магтир и то, что сделали с Закнафейном, надолго, если не на всю жизнь, отвратило меня от женщин-дроу. Иногда, проваливаясь в кошмарный сон от усталости или вызванной ранами потери крови, я снова вижу полускрытый клубами одурманивающего дыма черный содрогающийся ковер переплетенных тел выпускников Академии и жриц Арах-Тинилита. Красноватые волны теплового излучения, пульсируя, пробегают по  нему, превращая в нечто неприятное и неестественное, а стоны, хриплые крики и шелест одежд усиливают омерзение, подобное тому, которое вызывает у меня зрелище случки пауков. Хотя для моих сородичей пауки были священными тварями…

      Чувство нереальности происходящего тогда быстро исчезло, зрение души словно сфокусировалось, как глаза, переходящие от инфракрасного спектра к обычному, когда моя сестра Вирна попыталась соблазнить меня. Я увидел ее истинное лицо. Прежнее, прекрасное и правильное, было лишь маской, это же, искаженное похотью, оказалось настоящим. Но еще задолго до того я узнал истинную любовь, которая и сейчас то греет, то обжигает меня, стеной незримого пламени окружая сердце.

      Несмотря на удушливую атмосферу зависти и недоверия, многие мои соученики по Мили-Магтир не отказывали друг другу в удовольствиях плоти и нередко находили для этого укромные уголки в огромном здании воинской школы. Да и в общей спальне скрип кроватей, вздохи и ритмичные выплески тепла из-под одеял были настолько привычными, что я понемногу притерпелся к ним и не обращал бы внимания, спокойно засыпал, если бы, закрывая глаза, не представлял рядом его. Его могучие мускулы становятся все горячее под моей ладонью, твердая грудь и немного втянутый рельефный живот, которые я столько раз видел на наших тренировках, прижимаются все теснее, сводя с ума… Наша кожа окружена алым ореолом теплового излучения, этот жар и свет – общие, на двоих, мы сливаемся, мы подходим друг к другу так идеально и совершенно… И ничто вокруг не имеет значения, вместе мы сильнее темного и жестокого мира Подземья, сильнее прекрасного и коварного Мензоберранзана, отравляющего своим ядом  нашу жизнь, медленно, но необратимо. Алые огоньки в его глазах разгораются все ярче, он шепчет мое имя, а я – его, и других слов не нужно.                       

      То были только мечты. На поверхности такое назвали бы первой любовью или юношеским увлечением, но это чувство осталось со мной и не исчезнет до последнего вздоха. Итак, в Академии я  вспоминал Закнафейна, и мысли о нем оттачивали мою душу, а лезвия сабель надежно защищали мое тело от посягательств –  за десять лет их было немало. Я мечтал, я преклонялся, я боготворил его, считая дни до встречи. Когда же  я узнал, что он мой отец, было уже поздно - чувство стало только сильнее и крепче от горькой невозможности. Он не спрашивал о перемене, произошедшей со мной. До сих пор, вспоминая те дни, я пытаюсь понять, считал ли он ее следствием взросления в пирамиде Мили-Магтир или все же догадывался… Хотя Закнафейн жил и выжил в Мензоберранзане, в нем каким-то образом проросли и не умерли некоторые нравственные запреты наших светлых сородичей с поверхности. Думаю, он никогда не принял бы такой любви своего сына. Да и мне это представлялось неправильным и невозможным, с одной стороны. С другой же я все равно продолжал любить и страстно желать своего наставника.

      Многое,  казалось, умерло в душе Дзирта До’Урдена дважды. В первый раз - после смерти Закнафейна, потом – когда, пробужденный от смерти заклинаниями Матери Мэлис для того, чтобы убить меня, он одержал свою последнюю победу. Я почти чувствовал на своей коже пожиравшую его плоть кислоту зеленого озера, когда он упал в него, на прощание взглянув на меня так… Так, что это  краткое мгновение я вспоминаю как первый и последний акт любви – единственно возможный для нас с Закнафейном.

      Я по-прежнему помню и люблю его, но это пламя теперь только греет, перестав терзать невидимыми ожогами. Мир Фейруна велик, и впереди у меня длинная жизнь; может, в ней найдется место долгой и счастливой любви, а может, и нет. В любом случае, я надеюсь на встречу с Заком за порогом смерти, на ином уровне, в других планах бытия. И верю, что он ждет меня там.

                                                                                                                         Дзирт До’Урден

 

1.Узел

 

      С запада тянуло гарью и гнилью. Лето выдалось сухим и жарким, гвардейцы Несма и стражники из Серебристой Луны не теряли времени даром, выжигая троллей по краям обмелевших болот. Дзирт взглянул в другую сторону, на восток, туда, где вилась среди холмов и валунов предгорий узкая тропка, ведущая к Приюту Геральда. Уже не в первый раз он после недолгих раздумий не свернул на нее, не желая беспокоить хозяина башни, - темный эльф решил отправиться туда, лишь когда это будет необходимо. Пока же ему хватало библиотек и архивов Серебристой Луны, города, которым правила волшебница Аластриэль. Благородный дроу хотел побольше узнать о своих сородичах – эльфах, живущих на поверхности,  и еще он мог, забыв о сне и пище, часами разглядывать старинные и совсем новые карты, мечтая побывать в тех землях, что были на них изображены. Тонкие линии трактов пересекались с более жирными, с нажимом проведенными чернилами или тушью, и более  извилистыми ленточками рек; скопления одинаковых треугольников – горы сменялись цепочками маленьких полукружий – грядами холмов. Леса на картах напоминали огромные облака, скрывающие под собой множество захватывающих тайн. Он пытался представить себе сочные заливные луга, бескрайние степи и пустыни, вглядывался в ломаные контуры скалистых берегов и скругленные очертания заливов… Мир, даже нарисованный на пергаменте, выглядел опасным и притягательным, он ждал и манил Дзирта До’Урдена – после свадьбы Вульфгара и Кэтти-бри темный эльф подумывал навестить Гарпеллов в Широкой Скамье и Реджиса в Калимпорте, а потом… потом будет видно. Сейчас же дроу  направлялся на север, к Мифрил Халлу, радуясь предстоящей встрече с друзьями и думая о том, в какой причудливый узел переплелись нити их судеб.

      Эльф легко скользил по узким каменистым тропам, в сгущающихся сумерках его зеленый плащ терялся среди кустов кизила и ежевики; впрочем, он не задевал их. Вдруг  чуткий слух дроу уловил протяжный, на одной ноте, гнусавый вой где-то впереди. Ему откликнулась пара таких же «певунов», затем еще один… Горные гули, несмотря на восемь, а то и девять футов роста, были трусливыми созданиями; поодиночке они редко высовывались из своих пещер, нападая на одиноких путников только небольшими стаями, впятером-вшестером. Охота шла явно не на Дзирта, - скорее всего, кто-то из соплеменников Вульфгара, варваров из Сеттлстоуна, задержался до темноты в предгорьях, охотясь или собирая валежник. Эльф ненадолго замер, прислушиваясь; через несколько мгновений он продолжил свой путь уже гораздо быстрее, почти перелетая с одного камня на другой, полностью доверившись своим инстинктам охотника.

      Судя по крикам, гулей было не меньше семи, и они уже окружили намеченную добычу. Дзирт взобрался на небольшую скалу и выглянул из-за нее, развязывая мешочек с ониксовой статуэткой пантеры. Маленькая площадка, усыпанная обломками камней и расколотыми костями, с одной стороны обрывалась, а с трех других была заключена в неровное полукольцо скал – за одной из них и притаился темный эльф. Гули походили на уродливые тени, отброшенные пламенем невидимого костра – землисто-серые, они жались к скалам, присматриваясь к оружию, ярко сверкавшему даже в вечерней мгле. Клык Защитника уже пел свою победную песню, угрожающе рассекая воздух, но его хозяин не спешил бросать топор в одно из порождений мрака и смерти – Вульфгар понимал, что оружие не успеет вернуться  в его руки до того, как на него набросятся остальные. Дзирт осторожно поставил фигурку пантеры на камень; затем, уже не скрываясь, крикнул:

      - Гвенвивар!

      Гибкое и стремительное, несмотря на шестьсот фунтов веса, тело огромной черной кошки слилось с накрывшей горы ночью. Гули не разбежались, они были очень голодны, к тому же дроу и варвар слышали стук осыпающихся камней неподалеку – к ним приближалось еще несколько тварей. Дзирт молча спрыгнул на склизкое чудовище, размахивавшее каменной палицей под скалой. Одновременно Вульфгар, неожиданно развернувшись, метнул Клык Защитника в гуля, подбиравшегося к нему сзади, а Гвенвивар перепрыгнула с одной скалы на другую и оттуда плавно опустилась на поросший похожей на серый мох шерстью загривок третьего. Оставалось еще четверо, но только двое из них решили драться, ощерив заостренные желтые зубы. Двое других несколькими взмахами мясистых, почти не державших в воздухе крыльев поднялись на скалы и оттуда следили за боем. Дзирт использовал полусогнутые колени чудовища, чтобы добраться до его горла. Бородавчатая кожа оказалась толстой и неподатливой – но все же не устояла перед ударами сабель. От гуля воняло мертвечиной; эльф, стараясь дышать ртом, резко обернулся к подбиравшемуся сзади другому чудовищу, не выпуская из поля зрения Вульфгара, ударом кулака по черепу уложившего второго своего противника, пока Клык Защитника не вернулся из рассеченной груди первого.

      - Не давай им себя оцарапать! – предупредил друга Дзирт, вспарывая живот второй твари.

      Все быстро закончилось, - правда, Гвенвивар вернулась чуть позже, - пантера расправлялась с тремя убегавшими, испуганно ухавшими серыми монстрами. Эльф осмотрел шкуру подруги - на ней не было царапин, но пантера тяжело дышала, - этот вызов был преждевременным, она еще не успела отдохнуть на Астральном уровне после того, как Дзирт вызывал ее в Серебристой Луне. Никакая опасность ему там, конечно же, не грозила; эльф просто скучал, когда долго не видел свою подругу-пантеру. Дзирт почесал волшебную кошку на прощание за ухом и только после того, как она превратилась в улетающее к звездам облачко серебристого тумана, обернулся к варвару.

      - А ты… Тебя они не задели?

      - Нет. Только руки испачкал в их слизи, надо отмыться. Не все же так быстры, что на них ни капли не попадает, – без всякой зависти поддел он друга, - пойдем, мы уже недалеко от нашей пещеры.

      - Я знаю, - неужели ты думаешь, что я направлялся в другое место? И с каких пор тут появились подобные соседи?

      - Хоть не тролли, - сказал варвар, когда они подошли к небольшой уютной пещерке, достаточно удаленной и от Сеттлстоуна, и от Мифрил Халла. Вонючие падальщики… Правда, очень тупые. До недавнего времени казалось, что мы перебили всех. Наверно, их выгнали сюда с запада несмийцы.

      - Ты хотел обезопасить мой путь, Вульфгар, - опасно прищурился темный эльф, - пора бы тебе усвоить, что я и сам могу об этом позаботиться.

      - Да, учитель, - юноша опустил голову, словно в поклоне, и тут же его кулак устремился вперед, - но Дзирт мгновенно выскользнул и, крутнувшись на месте совершенно непостижимым образом, ухитрился захлестнуть руку Вульфгара своим плотным зеленым плащом. Тот не пытался вырваться, другой рукой привлекая эльфа к себе. Дзирт легко мог бы сбросить плащ, продолжив игру… Но не стал этого делать.

 

*   *   *

        Можно ли сказать, когда, в какой миг дождь становится ливнем, ветер – ураганом, тепло – зноем?  Дзирт тоже не видел границ и резких поворотов в отношениях с теми, с кем сводила его судьба. А если они и существовали – в изменениях этих не было его заслуги. Он всегда помнил о том, кем являлся – изгнанником-дроу, которого боялись, ненавидели и презирали жители поверхности, и не хотел делать ни одного шага навстречу, боясь оказаться отвергнутым, - но с замиранием сердца ждал, когда те, кто потом станут его друзьями, решатся на этот первый шаг. Зачастую при этом дроу не думал, что им это тоже давалось нелегко. И вдесятеро труднее – если речь шла о большем, чем дружба…

        Он смотрел тогда на казавшиеся необозримыми, бесконечными стены и башни Глубоководья, не решаясь взглянуть на Вульфгара, говорившего какую-то ерунду о том, как все девушки, матроны и бабки огромного города будут очарованы прекрасным эльфом. Дзирт перевел взгляд на упавшую на лицо ярко-золотую прядь, на руки, тоже мягко сиявшие солнечным блеском. Он чувствовал себя не то надевшим новую кожу, не то содравшим старую. Безболезненный, но не очень приятный холодок пробежал по его телу, сменившись внезапной волной тепла, когда Вульфгар, не переставая изумляться заключенной в маске Агатхи магии, провел кончиками пальцев по его узкой кисти. Эльф уже привык к тому, что молодой варвар вызывает в нем не только дружеские чувства – случайные прикосновения, взгляды и приходившие потом незваные мысли словно превращали его кровь в горячий медовый напиток, сладкий и пьянящий… Но он контролировал себя, а вот Вульфгару это удавалось все хуже. Их путешествие будет длиться еще долго, и… Дзирт не успел додумать, изумленно слушая, что говорит ему друг.

           - Сказать по правде, ты мне больше нравишься без маски.

         

*   *   *

      «Морская фея»  не неслась подобно стремительному шквалу, но все же довольно быстро рассекала черную с россыпями серебряных звездных бликов на низких гребнях волн поверхность Моря Мечей. Вульфгар никак не мог справиться с круглым окошком –  он не видел на нем петель ни справа, ни слева.

           - Вверху, - негромко произнес Дзирт, сидевший на узкой койке, - а внизу должна быть подпорка, чтобы удерживать иллюминатор приоткрытым.

           - Ага. Нашел… все равно жарко.

           Эльф едва слышно хмыкнул, бросив взгляд на меховую безрукавку варвара.

           - Привыкай, дальше на юг будет еще теплее. Неужели тебе не нравится? После холода в Долине Ледяного Ветра ты, кажется, должен радоваться жаре.

           Вульфгар все так же стоял, отвернувшись к окну; под легким ветерком длинные светлые волосы юноши шевелились, как озаренные луной степные травы. Эльф позволил себе только вздохнуть, - очень тихо, но Вульфгар тут же обернулся. Он просто смотрел на темного эльфа, не говоря ни слова, и наступил момент, когда дроу уже не мог этого выдержать. Он снял маску Агатхи – и словно невидимая печать исчезла с губ молодого варвара.

           - Мне всегда было жарко, когда я видел тебя, а сейчас еще сильнее. Я не смел, не решался говорить тебе, но и ты, кажется… Будь моим Избранником.

           Дзирт закрыл глаза. Уже давно он видел стоящие между ними тени – могучего воина с эбеновой кожей и белоснежными волосами, и девушки из рода людей – веселой, умной и красивой. Он понимал, что ничего не изменится, если даже он произнесет имя Кэтти-бри. Вульфгар  как-то поведал ему об особенностях жизни северных варваров – отношения с женщинами и тем другом, которого воины Долины Ледяного Ветра называли Избранником, никак не пересекались, словно две горных гряды, разделенных, но и связанных  руслом реки – верой народа Вульфгара. Однажды варвар рассказал эльфу, что воины, погибшие в бою, уходят к своему суровому божеству - Темпосу, и там удостаиваются внимания небесных дев. Там же они вновь обретают своего Избранника.  А жены воинов на небесах, как и в земной жизни, ведут хозяйство и редко покидают дом.

«Женщина предназначена для земной любви, мужчина – еще и для небесной».

      Корабль довольно ощутимо качнуло – но Вульфгар удержался на ногах, хоть и  проехал по накренившемуся полу от окна, ударившись голенью об угол кровати Дзирта. Дроу молча смотрел на него, - забыв о боли, варвар сел на койку рядом с эльфом, в который раз изумленно глядя в полыхавшие лиловым огнем глаза.

      - Ты самый лучший, Дзирт До’Урден. Самый смелый, самый честный. Самый искусный воин… Боги, это все неважно, - Вульфгар говорил быстро, боясь, что неожиданно забудет все слова из-за пронизавшего его насквозь лавандового света, - ты – это ты, и если ты отвергнешь меня – это будет справедливо, правильно… Ибо нет под небом того, кто был бы тебя достоин.

      - Тшш… - Дзирт прикрыл губы юноши ладонью. - Я знаю такого, Вульфгар, сын Беорнегара. Ты будешь моим Избранником.

      Дроу не раз вспоминал ту первую ночь на корабле – они почувствовали, что качка усилилась, только под утро, проснувшись на полу. Все произошло само собой, немного неожиданно для обоих – и слишком быстро. Потом еще раз – уже не торопясь, смущенно и радостно посмеиваясь – особенно ошарашен был Вульфгар, удивленно смотревший на эльфа – он не ожидал, что его наставник тоже окажется девственником. Варвар не догадался бы, если б Дзирт сам не признался в этом. Румянец не был виден на черной коже, но Вульфгар ощущал его, даже не прикасаясь ладонью или губами – он чувствовал эльфа все ближе, - не только его тело, но и душу. Юноша вовсе не был тупым недалеким созданием, каким казался иногда тем, кто обращал внимание, прежде всего, на его высокий рост и мощные мускулы. В светлых, как холодное небо Долины и прозрачных, как вода северных речек, серо-голубых глазах мало кто различал глубоко спрятанные чувства. Вульфгар обожал все новое и интересное, восхищался блеском оружия, статью коней, красотой женщин… И любил всем своим существом самое странное, самое удивительное создание под небом Фейруна. Он все еще смущенно, словно не веря, что прошедшая ночь была на самом деле, разглядывал тонкие черты лица эльфа.  Дзирт по меркам своего народа был очень юным, прожив немногим больше шести десятков лет, и его фигура все еще напоминала мальчишескую. Вместе с тем постоянные тренировки, походы и сражения сделали его тело твердым, как клинок из лучшей стали, и таким же гибким. Снежно-белые волосы растрепались и укрывали лицо эльфа – Вульфгар отвел их, не без робости заглянув в лиловые глаза, полуприкрытые длинными ресницами, сверкавшими на фоне угольно-черной кожи.

      - Темпос, - прошептал Вульфгар, - они как иней. А твои волосы нежнее самых тонких шелковых нитей.

      - Мягче паутины, - как сказали бы в Мензоберранзане, - так же тихо отозвался Дзирт, прижимаясь к широкой груди Вульфгара.

      - Тебе кто-то говорил такое? – варвар изо всех сил попытался скрыть дикую ревность, но не смог.

      Дзирт счастливо рассмеялся.

      - Нет. Вульфгар, я же сказал тебе… Так часто говорили в подобных случаях, когда хотели сделать комплимент. Например, моему брату Дайнину – у него было много поклонников. Матери Домов и жрицы запрещают мужскую любовь, но ничего не могут  поделать – и чаще всего закрывают глаза, возможно, и по велению Паучьей Королевы. У более слабых, униженных мужчин должна быть какая-то отдушина. Наедине с любовником они чувствуют себя сильными, могучими, незаменимыми…

      Вульфгар слушал, стараясь представить мрачный подземный город с домами-пещерами, освещенными сине-фиолетовыми магическими огнями, с живыми оградами из полуразумных грибов, некоторые из которых пронзительно визжали, стоило нарушителю пересечь невидимую границу; с красивыми и смертельно опасными обитателями, похожими и непохожими на Дзирта – глаза их в темноте сверкали недобрым красным светом…

      Темный эльф, продолжая говорить, слегка надавил на плечо лежавшего на боку Вульфгара. Юноша отчаянно покраснел, пытаясь прикрыться руками – желание охватило его сразу же, проникло под кожу, в разум и душу языками незримого пламени. Он едва  притрагивался кончиками пальцев к острым лопаткам Дзирта, когда эльф целовал его – сначала нежно, едва прикасаясь, потом – резко и страстно, его губы были такими  сильными… Поцелуй брал Вульфгара, и он покорился, отдался, отвечая губами, языком, всем телом, таким же жарким, как и тело эльфа. Они почти не шевелились, оторвавшись друг от друга только для того, чтобы вскоре слиться еще теснее. Дзирт взял выточенную из кости бутылочку с маслом. Варвар снова залился краской, поняв, на что она похожа, когда ловкие пальцы эльфа быстро отвинтили крышку, похожую на шляпку гриба, раздвоенную с одной стороны.

      - Реджис, - смущенно улыбнулся Дзирт, - подсунул мне ее, когда мы уходили из Долины, наверно.  Не стал выбрасывать, хотя очень захотелось проучить нашего дорогого халфлинга.

      Приятный травяной запах разлился по каюте, обостряя чувства. Минувшей ночью  Вульфгар почти не ощущал аромата масла – он плыл по границе сна и яви, словно очутился на облачном ложе в небесном дворце Темпоса. Даже боль он принял с радостью – это была такая ничтожная плата за то, чтобы принадлежать ему, принять его в себя. Юноша сам стремился навстречу, отрывая бедра от постеленного на пол плаща. Его движения сливались с движениями эльфа, все более быстрыми, резкими, глубокими. Только один раз варвар приоткрыл веки и замер, увидев, как в темноте сияют лавандовые глаза его любимого.  Затем тело снова поймало прерванный ритм, ненадолго – Дзирт с тихим стоном сжал бедра юноши, наполняя его горячими струями удовлетворенного желания… Варвар мечтал ощутить его сок на губах, во рту, на всем своем теле… И с этой мыслью он унесся выше неба, выше чертогов Темпоса – в вихре закруживших его звезд, пронзавших вспышками несказанного наслаждения…

      А потом ему отчего-то стало грустно.

 

*   *   *

 

      Вода в горном ручейке, бежавшем среди обломков скал и редкого колючего кустарника, была обжигающе холодной. Вульфгар вернулся в пещеру с деревянной чашей, наполненной водой, которую он чуть не расплескал, взглянув на сидевшего у костра Дзирта.

      В отличие от варвара, натянувшего легкие льняные штаны, эльф оставался обнаженным с тех пор, как они, свернув в неприметную расселину,  бегом устремились через узкую, но довольно длинную – шагов в пятьдесят – сквозную пещеру к ручью, на ходу сбрасывая одежду. Осколки гранита, разбросанные на берегу, впивались в локти и колени Вульфгара, но он почти не замечал этого от нахлынувшей радости - и от грусти, становившейся все отчетливее с каждой их тайной и горькой встречей.

      Он знал, что собирается сказать ему эльф – уже сегодня или через несколько дней… И не ведал, как отговорить его.

      - Боги, - сорвавшимся голосом прошептал варвар, - как же ты красив.

      Он поставил на пол чашу у ног Дзирта, словно жрец – приношение у статуи божества. Юноша сам хотел стать таким приношением, хотел сделать все, чтобы его Избранник улыбнулся, как прежде – радостно и немножко безумно – как в бою, или как тогда, на «Морской фее»…

      Темный эльф вздохнул и провел рукой по спутанным светлым волосам юноши.

      - Я скоро уйду, Вульфгар. Не могу так больше. Все думаю о Кэтти-бри… она не заслуживает этого.

      Пламя похрустывало сухими ветками, выдыхая дым и искры, уносившиеся к высокому своду. Но все равно в пещере было тихо – они слышали и журчание ручья, и вой волков, вышедших на ночную охоту, и уханье филина... Вульфгар обреченно  стукнул кулаком по камню и заговорил быстро и сбивчиво, боясь, что эльф прервет его. Дзирт слушал внимательно, иногда рассеянно поглаживая плечо юноши, горевшее от этих прикосновений.

      - Понимаю тебя – и не могу понять. Мы слишком разные. Но все же, если ты хочешь – я последую за тобой куда угодно. Но ты не захочешь. Ты слишком много значишь для меня, Дзирт До’Урден… гораздо больше, чем я для тебя. Нет, не говори ничего.

      Дроу не казался удивленным. Он взял руку Вульфгара в свои ладони, осторожно баюкая ее, словно больного ребенка – сильная, могучая кисть варвара покорно лежала в тонких черных пальцах эльфа.

      - Прости. И поверь – да, я любил и люблю. Но его уже нет в мире живых. У нас не случилось… того, что было с тобой. Ничего не было.

      «И быть не могло», - подумал эльф. Он молча потянул юношу на плащ, расстеленный довольно далеко от костра, чтобы на него не попала ненароком случайная искра.

      Вульфгар будто забыл о прекрасном зрении эльфа – оказавшись в почти полной темноте, юноша беззвучно заплакал, блестящие дорожки слез побежали по щекам к подбородку, - Дзирт стирал их своими губами, повторяя, что будет рядом, не уйдет из Мифрил Халла, но это их последняя ночь. Он опустился на плащ, не отпуская руку Вульфгара, - сжав его запястье, направив пальцы в себя…

      Варвар склонился над ним, покрывая поцелуями распростертое тело эльфа.

      - Я люблю тебя больше жизни и больше смерти боюсь разлуки с тобой. Но не возьму того, в чем ты мне прежде отказывал.  Того, что принадлежит другому, где бы он ни был.

      - Ты мудр и благороден, Вульфгар, сын Беорнегара. Давай просто поспим, укрывшись одним плащом -  помнишь, как когда-то в Долине?

      Юноша рассмеялся сквозь слезы.

      - Помню. Мы спали, отвернувшись друг от друга, и в то же время – тесно прижавшись. Если бы ты так не гонял меня днем, я не смог бы сомкнуть глаз. И теперь не засну, пока ты не утомишь меня, наставник…

      Они уснули уже на исходе короткой летней ночи. На рассвете Кэтти-бри, ворочаясь в своей уютной кровати в покоях Мифрил Халла, пробормотала спросонья:

      - Два идиота… Их скорее горные гули сожрут, чем они догадаются, что я их люблю… обоих, и не отпущу никуда. Пусть только попробуют!

 

2. Неизвестная победа

 

      Дзирт До’Урден сидел на камне неподалеку от входа в Мифрил Халл, не обращая внимания на колючий холодный ветер, предвещавший скорый приход зимы. Он купался в лучах рассвета, который и не надеялся когда-либо увидеть.

      Было так тихо, что, казалось, можно услышать дыхание часовых, неподвижно стоявших у входа в Мифрил Халл - изнутри, по ту сторону каменной стены. Дворфы привыкли к тому, что каждое утро дроу садился на один и тот же камень и смотрел туда, где малиново-алое зарево росло, разливалось по небосводу, постепенно светлея – словно кровь, растекшаяся в бледно-голубой воде. Холодное осеннее солнце величественно выплывало из-за гор, и Дзирт смотрел на него, пока из глаз не начинали литься слезы. Бренор, Реджис и Кэтти-бри знали, что, уходя на поверхность, он в одиночестве вспоминает Вульфгара; эльфу слишком больно было приходить вместе с ними к пирамиде из обрушившихся со свода подземной пещеры камней, под которой упокоился благородный варвар. Дроу не видел его смерти, и не хотел представлять ее; он не выспрашивал друзей о том, как именно погиб юный воин, предпочитая вспоминать живого Вульфгара, вновь и вновь терзаясь чувством вины – если бы они вообще не встретились, если бы Дзирт вовремя покинул Мифрил Халл… Даже после того, как темный эльф узнал о планах своих сородичей по захвату королевства дворфов, почти не связанных с местью ему, отступнику – даже тогда он продолжал думать: «Лучше бы погиб я, чем Вульфгар». Дзирт обвинял себя в том, что не любил молодого варвара так же жертвенно и самозабвенно в ответ на его чувство – когда тот был жив. Теперь же он был готов на все, чтобы вернуть Вульфгара, и снова бессильно ронял голову на сплетенные руки, охватившие колени, одними губами повторяя старинные эльфийские стихи, когда-то прочитанные в библиотеке дворца волшебницы Аластриэль:

      Безумные, напрасные мечты –

      Ни боги неба, ни созданья ада

      Помочь не смогут, чтоб вернулся ты.

      Лишь память мне проклятье и отрада

      И образы трепещут, как листы

      Таинственного, призрачного сада.

      И нет покоя, хоть из темноты

      Твой голос шепчет вновь, что звать не надо,

      Что жизнь идет, пусть дни пока пусты…

      Это утро отличалось от прежних непривычной тишиной вокруг. И вчера, и позавчера чуткий слух дроу улавливал шорох мелких камешков, шелест плаща, скрип кожаных сапог – звуки, едва уловимые для дворфа или человека, но отчетливые для него. Сегодня же никто не прятался за гранитными валунами, и это почему-то встревожило темного эльфа. Он прислушался - и уловил другие звуки, затихающие, убегающие вдаль по ущелью с последними клочьями осеннего тумана. И голос – такой тихий, что не понять было, крик это или стон. Но эльф догадался, кому принадлежал голос, - тому, кто в последние дни прятался в Долине Хранителя, - и мгновенно вскочил. Вскоре его темный плащ исчез за древними каменными колоннами.

 

*   *   *

      Джарлакс не мог придумать ничего более изобретательного, или более простого – это уж как посмотреть, - решив проскользнуть в покои Громфа Бэнра, чтобы вернуть бархатную маску-«паука», на виду у всей Академии. Наемник съежился под широкой темно-фиолетовой мантией, стараясь выглядеть молодым магом, в чем-то провинившимся и ожидающим взбучки. Стражник у входа в изящное здание Сорцере особенно не протестовал.

      - Его нет, еще не вернулся из Дома Бэнр. Но если ты знаешь пароль…

      - Господин Архимаг сообщил его мне.

      - Что ж, видно, тебе не терпится, - ухмыльнулся стражник, - проходи.

      Несмотря на хаос, царивший в городе некоторое время после бегства Дзирта До’Урдена и падения огромного сталактита на купол часовни Первого Дома, порядок довольно быстро был восстановлен – меньше чем за четверть цикла Нарбондели. Тут явно не обошлось без вмешательства самой Ллос, очевидно, продолжавшей требовать от Матерей Домов похода на Мифрил Халл. Джарлакс, чуть не урча от возбуждения, как сытый, но всегда готовый поиграть с жертвой зверь, думал о том, что Матери Бэнр еще не раз придется прибегнуть к его помощи, чтобы восстановить разрывы в паутине интриг, которыми эта тысячелетняя старуха опутала Мензоберранзан. Раздумывая, главарь наемников не забывал смотреть по сторонам и прислушиваться. Но в коридорах Сорцере было пустынно, а комнаты чародеев всегда надежно звукоизолированы изнутри заклинаниями или волшебными артефактами… Джарлакс замедлил шаги перед очередным поворотом. Никого. Только гладкая каменная стена, почти не освещенная редкими факелами, зажженными здесь, как и по всему Мензоберранзану, по велению Паучьей Королевы.

      - Колсеншши’орб – произнес наемник.

      Он спокойно наблюдал, как стена прогибается внутрь, истончается, оборачиваясь  редеющей паутиной.

      Оказавшись в темных покоях Громфа, Джарлакс хотел было перестроить зрение в тепловой спектр – но понял, что этого не потребуется. Комнату заполняли пульсирующие волны бледно-зеленого свечения, исходившие от веретенообразного кокона в рост высокого дроу, зависшего в футе над полом в центре кабинета Архимага. Наемник  попытался выйти, но стена, через которую он только что прошел, превратилась в подобие огромного кулака, бросившего его вперед. Та же – или другая – невидимая рука подхватила Джарлакса за шиворот и зашвырнула в жесткое кресло.

      - Добро пожаловать! -  голос Громфа напоминал шипение змеи – неживой, металлической, но от этого не менее опасной. - Хм-м, интересное же зрелище ты собой представляешь.

      Джарлакс и без напоминаний мага видел, что интересное. Защитные артефакты, надетые на него – браслеты, серьги, серебряный паук на пряжке пояса, перстни, - активировались и ярко горели, переливаясь разными оттенками красного, синего и лилового. Главарь Бреган Д’эрт прекрасно сознавал, что Архимагу не так уж трудно будет разрушить действие этих побрякушек – два браслета уже дрожали, стуча друг от друга, - словно зубы от холода или страха – подумал наемник, хотя браслеты, наоборот, постепенно нагревались и в ближайшее время могли обжечь ему запястье. Внезапно украшения погасли и остыли.

      - Твоя защита, мягко говоря, не впечатляет - итак, что же понадобилось моей матушке, раз она послала ко мне своего лучшего шпиона? Наверно, все же не лучшего, раз ты попался. Или что-то нужно сестренке Триль?  - медленно, словно лениво говорил Громф, расхаживая перед креслом. Свет от кокона бросал  жутковатые отсветы на его обманчиво молодое лицо – благодаря зеленому рубину, украшавшему одну из двух застежек его роскошной мантии, чародей выглядел как юноша, только что поступивший в Академию. Но талисман, дарующий вечную молодость, не мог скрыть жестокого, безжалостного выражения, отпечатавшегося в каждой черте его совершенного облика – презрение и недовольство окружающим миром давно уже заполнили душу самого могущественного мужчины Мензоберранзана. Волнистые белые волосы чародея, удерживаемые мифриловым обручем, свободно спадали на темно-серый бархат мантии, украшенной светящимися магическими символами, обрамляя нежные щеки, тонкие нервные губы, упрямый подбородок... «Нашел время думать о том, какой Громф красавчик». Джарлакс знал, что годы чародея перевалили уже за семьсот, тем не менее юным оставалось не только его лицо - двигался Архимаг стремительно, полы темной мантии не раз хлестнули по неподвижным ногам Джарлакса – невидимые руки уже отпустили, но наемник решил, что пока лучше не дергаться.

      - Скажем так – лучшего, что был у нее под рукой.

Громф не ответил – только кивнул, то ли Джарлаксу, то ли какким-то только что пришедшим ему в голову мыслям. Он остановился, сделав короткий пасс руками – кресло, более изящное, чем то, в которое не очень вежливо был усажен Джарлакс, вылетело из темного угла и опустилось напротив. Как и вся мебель в комнате, оно было искусно изготовлено из полированных костей дворфов.

      Архимаг сел, небрежно закинув ногу за ногу, и начал ритмично постукивать заостренными ногтями по подлокотникам.

      - Я давно хотел поговорить с тобой, - заявил маг, - притворяясь лишь настолько, насколько нужно для дела. И жду от тебя того же.

      На бритой голове наемника выступили капельки пота. Даже частичная откровенность Громфа Бэнра не сулила ничего хорошего, но, в конце концов, ему не впервой работать на две стороны сразу. Опасность всегда радовала и возбуждала Джарлакса, заставляя его разум действовать быстрее, а глаза – сверкать, подобно освещенным пламенем изумрудам.

      - Я не против, - обезоруживающе улыбнулся наемник, сплетая гибкие пальцы в замок. 

      Защитные амулеты погасли, как и символы на мантии Громфа, и комнату освещал только мигающий свет кокона… да заинтересованные огоньки в двух парах глаз.

Джарлакс рассказал о том, как, правильно поняв тонкие намеки властолюбивой Триль, помог бежать Энтрери и Кэтти-бри, точнее говоря, не препятствовал им уйти и освободить Дзирта, прозрачно намекнув на то, как это сделать.

      - Несмотря на его побег, мало что изменилось. Возможно, поход на королевство дворфов будет отложен, но ненадолго.

      - Только Мифрил-Халл? – задумчиво протянул Громф.

      - Возможно, и Блингденстоун. Я бы предпочел последний, и не только потому, что владею полной информацией об этих мелких уродцах, - наемник самодовольно ухмыльнулся. Королевство дворфов очень далеко, да и выходит на поверхность… Это не для нас. Тем более, они будут предупреждены и подготовятся к нападению.

      - Да, - коротко отозвался маг, - согласен. Но если Паучья Королева потребует этого…

      - Надеюсь, не прямо сейчас – Матери Бэнр пока что надо навести порядок в городе и упрочить свое влияние на другие Дома.

      Наемник почти  кожей чувствовал раздражение Громфа, расходившееся от него волнами, как свет от жутковатого кокона.

      Словно в ответ на его мысли маг произнес:

      - Знаешь, я тебе все больше завидую.

      Джарлакс быстро сообразил, чем именно его жизнь изгоя и отщепенца, обладавшего, однако, относительной свободой, привлекательна для самого могущественного мужчины Мензоберранзана. Всего лишь мужчины, мудрого, одаренного, способного властвовать, подобно королям и принцам государств поверхности, но в мире темных эльфов вынужденного подчиняться и первой, и второй, и десятой женщине. Ведь они считались высшими созданиями, к которым Ллос благоволила во много раз сильнее, чем к нему. В итоге, Громф, достигший предела возможного для своего пола, все равно чувствовал себя униженным и несвободным.     

- Не могу сказать того же о себе – я не завидую никому, мне нравится моя жизнь. Но я тебя понимаю, - после этих слов наемник выжидающе посмотрел на мага – тот так и не спросил о бархатной паучьей маске.

      Громф неожиданно указал на огромный кокон.

      - Как ты думаешь, что это такое?

      - Ну… какой-то монстр, которого ты прячешь до поры. Может, ты его создал?

      Смех мага отскакивал от каменных стен, словно брошенные в них пригоршни железных шариков.

      - Это мой брат Дантраг. Точнее, то, что от него осталось и может мне понадобиться.

      Джарлакс не то чтобы боялся некромантии, но при мысли о ней ему становилось неуютно. Зомби были трудными противниками; конечно,  Дантраг без своих волшебных наручей – уже не то, но мертвец не устает и почти неуязвим, если только не накрошить его тонкими ломтиками… Однако  к наемнику возвращалась его наглость – в ответ на откровенность Громфа.

      - И зачем же он тебе понадобился? Убить Дзирта До’Урдена, который убил его? Изящный ход.

      На этот раз маг не смеялся. Презрительные складки у рта обозначились четче, и Джарлакс уже не впервые отметил, что они его вовсе не портят – наоборот, как и резко изломанные брови, придают лицу Громфа законченность, которой были лишены и худые, острые лица его сестер, и правильные, но невыразительно смазливые мордашки младших братьев – Дантрага и Бергиньона. Джарлакс отвесил себе мысленный подзатыльник, стараясь внимательнее слушать чародея.

      - Я не испытываю ненависти к Дзирту До’Урдену – с чего бы это? Думаю, что даже немного завидую ему, хотя и не так, как тебе. Его выбор – все же безумие, с точки зрения дроу, хотя самого отступника он вполне устраивает. По-моему, в нем ничего не осталось от нашего народа, кроме воспоминаний и облика. Напротив, твой путь вполне разумен и успешен, - опять же, с моей точки зрения. Большинство жителей поверхности не выжили бы на твоем месте. Как и большинство дроу, - заметил Громф.

      Если бы Джарлакс хуже знал его, то подумал бы, что Архимаг наклонил голову в знак уважения. Впрочем, кто мог похвастаться тем, что заглянул в душу Громфа? Джарлакс уважал его – но и ненавидел, правда, не так сильно, как свою мать. Он никогда не стал бы доверять ему, но чувствовал странное ощущение, для которого не было слова в языке дроу, - наречия поверхности обозначали это как сочувствие, сострадание, солидарность… Подобные мысли, вместе с ненавистью к правлению женщин, иногда приводили мужчин к поклонению Вейрауну, Повелителю в Маске. Наемник считал таких дроу слабаками; и он, и Громф прекрасно обходились без богов, рассчитывая только на себя.

      Архимаг некоторое время сидел молча, словно не желая прерывать его размышлений, затем продолжил:

      - Дантраг – просто удачный эксперимент. Я оживил его сам, без дурацких завываний и униженных поклонов у алтаря, которые необходимы для этого жрицам, и намерен дать ему небольшое задание – дня через три, когда дозреет. Тот колн’блас, Энтрери, - он мне пригодится. Дантрагу будет приказано притащить его сюда, по возможности целым и живым. Можно было бы поручить это дело тебе, но ты мне нужен здесь.

      «Следить за Матерью Бэнр и за обстановкой в городе. Ничего не имею против, если ты хорошо заплатишь», - улыбка Джарлакса не скрывала его мыслей, и Громф довольно хмыкнул.

      - Кстати, ты принес маску? Энтрери и девчонка взяли и взрывчатый порошок, но не думаю, что отдали тебе остатки. Есть много способов  узнать обо всем, что творилось  здесь в мое отсутствие.

      - Не сомневаюсь, – нахально улыбнулся наемник.

      Когда Джалакс отдавал магу огромного бархатного паука, он почувствовал легкое пожатие горячих пальцев.

      - Я рад, что мы поняли друг друга и пришли к соглашению, брат. Не рассчитываю убедить тебя прямо сейчас, но поверь, я не хотел твоей смерти ни под жертвенным ножом, ни когда-либо после.

      Джарлакс сумел сохранить непроницаемое выражение, более того – его лицо больше, чем обычно, напоминало бесстрастный лик базальтовой статуи.

      - Что ж, если ты не хочешь больше ничего мне сказать, думаю, мне пора отправляться выполнять твое поручение… брат, - последнее слово Джарлакс произнес чуть тише, - но все же произнес.

            Когда наемник ушел через отверстие, образовавшееся в стене по мановению руки Громфа, Архимаг Мензоберранзана долго еще сидел, неподвижный, словно один из застывших в темных углах кабинета слуг-зомби. Мать Бэнр, возможно, наконец завершила бы свое тысячелетнее существование, - задохнувшись от смеха, если бы узнала, о чем думает ее старший сын. Громф обманул Джарлакса только в одном – он завидовал не только ему, но и Дзирту До’Урдену, испытывая к обоим еще и странное, горькое чувство восхищения.

 

*   *   *

      В Долине Хранителя было все еще сумрачно и холодно, тени от нависавших над ней скал и невероятно старых каменных колонн, вырубленных в стенах ущелья, не собирались таять, уступая место солнечному свету. Под защитой теней двигалось нечто, тоже принадлежавшее миру ночи. «Вечной ночи» - подумал Дзирт, узнав дроу по белым волосам, собранным в хвост на макушке, и плащу-пивафви.  Незнакомец бежал небыстро, но уверенно, несмотря на перекинутый через плечо длинный мешок. Что-то неправильное было в этом, - он не стал додумывать, бросившись в погоню. Уже на бегу Дзирт разглядел, что этот мешок был никем иным, как завернутым в плащ Артемисом Энтрери, с которым они расстались после бегства из Мензоберранзана совсем недавно. Убийца почему-то не покидал Долину, - может, следил за ним – но зачем? Или хотел что-то сказать… Во всяком случае, сейчас он поплатился за свою медлительность. Но как этому дроу удалось застать Энтрери врасплох и более того – практически мгновенно победить, скрутив, как калимшанский ковер? Когда до преследуемого оставалось не больше двадцати футов,  неизвестный дроу неожиданно свернул влево, за одну из колонн. Там был один из боковых входов в Мифрил Халл, охранявшийся изнутри - так же, как и главные ворота. В голове у темного эльфа сразу же появились образы убитых дворфов, убитых этим дроу, пришедшим по его следам, снова из-за него… но раздумывать было некогда – преследуемый обернулся, обнажив клинки более длинные и широкие, чем у Дзирта. Эльф чуть не отшатнулся, когда  разглядел лицо дроу. Дзирт узнал его, несмотря на выбившиеся из прически пряди, закрывавшие щеки, и страшные белые глаза. Второй раз в жизни он был вынужден сражаться с зомби. Но это был не Закнафейн, и Дзирт не раздумывая, выхватил сабли из ножен.

      Дантраг Бэнр дернул плечом, вроде бы несильно, но Энтрери отлетел неожиданно далеко и ударился о колонну. Убийца был жив – Дзирт видел, как он стиснул зубы, чтобы не вскрикнуть. А Дантраг неожиданно заговорил, причем не своим голосом, но и не с тупым, механическим выговором зомби. Он стоял неподвижно, шевелились только губы.

-  Дзирт До’Урден, какая приятная встреча! Я не искал тебя – мне нужен только этот колн’блас. Позволь моему брату пройти, и он не доставит тебе никаких неприятностей.

      Эльф слегка удивленно смотрел то на неподвижного Дантрага, то на скорчившегося у колонны Энтрери.

      - Этот увалень слегка повредил материал, - ну ничего, я быстро все исправлю.

      Губы Дантрага продолжали двигаться, но Дзирт уже не слушал.

      - Зачем он тебе? – спосил эльф, по-прежнему держа в поле зрения и зомби, и Энтрери.

      - Какая разница? Помнится, он не относится к числу твоих так называемых «друзей», - насмешливо протянул голос Громфа Бэнра, - но если тебе хочется проверить, лучше или хуже мой братец владеет клинками теперь – пожалуйста, мне тоже будет интересно посмотреть.

      Дзирт покачал головой.

      - Я не дам ему уйти. И тем более – забрать живого человека, чтобы он стал твоим материалом.

      Смех Громфа был тихим и издевательским. Энтрери разозлился до того, что принялся  царапать ногтями камень, стараясь найти булыжник, который он мог бы запустить в зомби.

      - Попробуй, – почти шепотом произнес маг, - это не Зин-карла, обессиливающий того, к кому он привязан. Сейчас ты в этом убедишься.

      Дзирт напал и встретил довольно искусную и быструю веерную защиту. Клинки зазвенели, и эхо прокатилось по ущелью – звуки были настолько однообразными, что, казалось, они удаляются и снова приближаются, как будто противники кружили по Долине Хранителя.

      Даже злость не помогала Артемису Энтрери  – одно плечо у него было вывихнуто, рука бессильно висела, словно скрученная жгутом ткань. Он с самого начала совершил ошибку, - думая, что к нему подкрался халфлинг или Кэтти-бри (дворфы так тихо не ходят), убийца, оглядываясь, одновременно попытался задеть нападавшего кинжалом, слегка, но так, чтобы клинок начал поглощать жизненную силу противника. Рукоять, а за ней и кисть Энтрери тут же сковало холодом – жизни в нападавшем, высоком и довольно мощном дроу, не осталось совсем. Была магия, отбросившая убийцу на землю. Он едва чувствовал, как зомби дернул его застывающую руку, вырвав кинжал. Больно стало чуть позже, когда Дантраг поднял Энтрери в воздух, сдавив ребра так, что он слышал их треск, обезоружил и перебросил через плечо, как мешок с тряпьем.

      Убийца пытался собраться с силами, но не мог даже вздохнуть так, чтобы не схватывало грудную клетку – она будто превращалась в железные крючья, упиравшиеся в легкие.

      То, что Энтрери видел сейчас, не придавало сил. Зомби был необычайно быстр и неутомим; правда, он продолжал защищаться, не пытаясь нападать - очевидно, так приказал ему Громф. Дзирт уже несколько раз доставал его, но из тела Дантрага не текла кровь,  хотя на клинках сабель и оставались темные полосы. Живой противник начал бы уставать, а тут… Левая, здоровая рука Энтрери нашарила горсть мелких камней, он бросил их в ноги Дантрагу, - тот не обратил внимания. Тогда Артемис постарался выпутаться из плаща, но железные крючья опять впились в грудь, он закашлялся и снова судорожно сжал пальцы, неожиданно наткнувшись на крупный камень. Поднять его не хватало сил, и убийца, закусив губу, смотрел, как на лбу Дзирта выступает пот, а лицо становится едва ли не таким же отрешенным, как у его противника.

      «Зови кошку, глупец», - подумал Энтрери, стискивая камень в ладони. Казалось, Дзирт каким-то образом услышал его мысли и едва заметно покачал головой.  Он рассчитывал справиться без Гвенвивар.

      Дантраг все так же успешно защищался, - но вот Дзирт подпрыгнул и сверху направил клинки в горло зомби. Лезвия крест-накрест захватили шею, широкие сабли бывшего оружейника Первого дома оттолкнули их, правда, уже после того, как горло Дантрага было перерезано. Темная полоса не расширялась, но движения зомби чуть замедлились, и Дзирт приготовился прыгнуть еще раз, и тут Дантраг неожиданно отступил, вбросив сабли в ножны, и протянул к Дзирту открытые ладони.

      - Я ухожу, - сказал он низким скрипучим голосом.

      - Не верь ему! – прохрипел Энтрери, но было уже поздно. Из небольших арбалетов, спрятанных под рукавами зомби, вылетели два коротких дротика – эльф отбил первый Сверкающим Клинком, но второй впился ему в бедро.

      - Тебя мне доставлять не приказано, - все тем же бесстрастным тоном произнес Дантраг, отволакивая парализованного ядом Дзирта за капюшон в тень колонны. Он снова вынул сабли и вдруг замер, глядя на распростертого перед ним эльфа. 

      Энтрери не мог ничего сделать - лишь наблюдал, все пытаясь приподняться, как мертвец разрывает одежду Дзирта, как раздвигает его ноги… Убийца не был ни сострадательным, ни стеснительным, но это зрелище отчего-то заставило его забыть о треснувших ребрах и вывернутой руке.

      Дзирт не мог пошевелить даже веками – словно кошмарный сон наяву, только во сне к нему приходил Зак… Он собрал все силы – бесполезно, Дантраг холодными, словно сделанными из металла, а не из плоти руками резко схватил его, подтянув к своему бесстыдно торчавшему, такому же холодному члену. Вдруг его склоненная голова дернулась, попытавшись повернуться, руки отпустили обездвиженное тело Дзирта, а Энтрери все бил по затылку зомби острой гранью камня, не обращая внимания на летевшие во все стороны ошметки мозга. Когда Дантраг завалился набок, убийца вытащил одну из его сабель и вогнал в шею дроу. Скоро голова зомби болталась лишь на нескольких волокнах мышц и полоске кожи. Дзирт смог одним губами произнести «зелье» - и Энтрери вытащил из-за пояса вынесенную из Мензоберранзана бутыль с исцеляющим эликсиром. Как он мог о нем забыть? Когда ему удалось влить немного жидкости в рот Дзирта, Энтрери, стараясь не смотреть, набросил плащ на почти ничем не прикрытое тело эльфа. И упал, наткнувшись поврежденным плечом на Дантрага, теряя сознание от боли. Последнее, что он ощутил – собственные ребра, раздиравшие легкие.

      Он чувствовал, как под ним плавно движется живое и теплое, чуть позже – понял, что запястья  связаны, но некрепко – руки обнимают мощную шею кошки, пальцы чувствуют мягкий мех… и кто-то придерживает его за одежду сверху.

      - Покараулишь в пещере, Гвен, а я принесу еду и бинты. Ребра сломаны, на один эликсир я не рассчитываю… Оставить его в Мифрил Халле нельзя - Бренору, Реджису и Кэтти-бри это не понравится, хоть он и спас мне жизнь.

      Дзирт говорил с пантерой на языке дроу, Энтрери знал, что эльф может общаться с ней, не произнося ни слова, но этому ненормальному эльфу, очевидно, просто нравилось болтать со своей кошкой. Убийце вдруг пришло в голову, что, несмотря на то, что он со связанными руками лежит на спине огромной зубастой зверюги – давно уже он не чувствовал себя настолько в безопасности. С тех самых пор, как в детстве довольно серьезно заболел и  радовался этому, лежа в кровати и не деля ее, как обычно, с братьями. Во дворе отец с кем-то ругался – наверно, их тощая коза опять пробралась в соседский огород; мать, как всегда, громко отчитывала братьев и сестер… Маленький Артемис улыбался, представляя, что все это ему снится, на самом деле  он наконец-то совсем один и ему хорошо…

      Дзирт изумленно смотрел на изменившееся лицо Энтрери, - тот не проснулся, когда эльф развязал ему руки и переложил на собственный темно-зеленый плащ со спины опустившейся на пол Гвен. Убийца выглядел не просто моложе – в его резких,

заостренных чертах проступило что-то до того детское и светлое, что эльф и сам улыбался, спеша назад, к Мифрил Халлу. Ему повезло – он сразу же наткнулся на Бренора, рассказал о зомби, тело которого было уже обнаружено, и раненом Энтрери, опустив некоторые подробности схватки.

       - Хоть бы он сдох наконец, - откровенно сказал дворф, - мне бы не хотелось, чтобы ты оставался с ним один на один.

       - Там Гвен, - коротко заметил Дзирт, – я возьму бинты и…

       - Только не вздумай тратить на этого ублюдка нашу святую воду, - рассерженно пробурчал король. Дзирт рассмелся, хлпнув Бренора по плечу. Святой водой у дворфов был самый лучший эль, которому жрецы с помощью молитв Морадину, Думатойну и Клангеддину придавали поистине убойную крепость.

 

*   *   *

       Деревянная чаша для воды не  сгнила и не потрескалась, ее лишь немного присыпало пылью и песком за то время, что он не заходил сюда. Дзирт старательно вымыл ее в ручье, наполнив прозрачной ледяной водой. Он не стал выбрасывать упавший в чашу, пока он ее нес, медово-желтый листок горной березы. Приближался закат, и эльф собирался остаться здесь на ночь – он не мог бросить раненого человека в одиночестве.

      Странный ты дроу,– неожиданно произнес Энтрери, отдавая чашу, - одна из твоих прабабок наверняка согрешила с наземным эльфом.

      Дзирт пожал плечами.

      - Все дроу когда-то жили на поверхности. Конечно, тех, кто стремится сюда попасть, мало, но они есть. И всегда были. Другое дело, не каждый добирается.

      Энтрери кивнул. Выбраться из мрака Подземья непросто, - пожив в Мензоберранзане, он понимал, что далеко не всякий дроу решится уйти в совершенно другой мир, - к тому же слышал, как сначала относились к Дзирту До’Урдену на поверхности… И это не изменило его отношения к людям, его идиотской доброты. Сам Артемис Энтрери родился в Мемноне, и уже в девять лет, наслушавшись рассказов о чудесах и роскоши огромного города на юге, за пустыней Калим, без сожаления оставил тесную родительскую мазанку, чтобы уже через несколько часов подвергнуться домогательствам старика-возчика, обещавшего приставить мальчика «к делу» в Калимпорте. С тех пор он поклялся не верить ни смертным, ни богам - никому, кроме себя самого. И сейчас не доверял этому темному эльфу, но не мог не ответить на вопрос, который Дзирт не спешил задавать.

      - Я не хотел нового поединка. Пока не хотел, - усмехнулся убийца, - просто знал, что должен что-то сказать тебе, прежде чем уйти. Но что… – видишь ли, я в вашей Академии  не обучался, - выдавил из себя Энтрери под пристальным взглядом эльфа.

      Дзирт пытался прогнать появившееся уже давно невольное уважение к этому порочному, лживому и жестокому человеку, но не мог не признать, что Энтрери следовал все же определенным принципам. Он не убил Реджиса, когда отобрал у халфлинга власть в гильдии,  рубин паши Пуука и волшебную маску. И не обидел Кэтти-бри, - ни тогда, когда взял ее в заложницы в Брин Шандере, ни потом, в Мензоберранзане.

 Хотя, как рассказывал Реджис, Энтрери вообще был очень сдержанным, или же предельно скрытным в том, что касалось телесных удовольствий, как и в проявлениях любых других чувств и желаний.

      Сейчас же убийца был немного смущен, но все же не опускал прищуренных серых глаз – ироничное выражение приклеилось к его лицу, как неснимаемая маска Агатхи.

      Дзирт всегда очень тонко чувствовал настроение других, и мягко заметил, подойдя к наcкоро устроенному из плащей ложу:

      - В Академии меня научили выживать – и только. В Мензоберранзане нет наук, не имеющих практического значения – они опасны для тех, кто там правит. Нет истории – разве что лживые россказни об эльфах поверхности, изгнавших наших предков в Подземье. Кто был главой Первого дома до старухи Бэнр? Кого сменил Громф на посту Архимага? Даже это неизвестно. Нет литературы – кроме песен продажных бардов, восхваляющих тот или другой Дом. Искусство призвано прославлять жестокость и насилие, а многие вещи, которые кажутся дроу изысканными, ужаснут нормальное существо с поверхности, - так, самая красивая и дорогая мебель в Мензоберранзане сделана из костей дворфов.

      Не говоря уж о том, что сведения о богах, даже о богах дроу, кроме Ллос, вообще запретны. Немногие знают о ее детях Вейрауне и Эйлистраи. И мы застыли, никуда не двигаясь, если не считать прогрессом смену одного Дома другим, отличающимся от поверженного соперника не больше, чем один ядовитый паук от другого.

      Энтрери, слегка поморщившись от боли в ребрах, сел, прислонившись к стене. Разговор был ему интересен, как и сам темный эльф.

      - Я слышал, что дроу из леса Мирр поклоняются Вейрауну, Повелителю в Маске. У них правят мужчины, - на словах, конечно, все равны, но заправляют всеми делами жрецы, радующиеся, что не надо, наконец, подчиняться женщинам. Ты не назвал бы их добрыми, - с коротким смешком промолвил Энтрери, – но они вышли из Подземья, а значит, меняются. Они мне понятны, с ними не так трудно найти общий язык. В отличие от тебя, Дзирт До’Урден. Хотя ты много лет провел на поверхности, ты очень странный.

      - С твоей точки зрения, - спокойно произнес эльф.

      На востоке раздавались глухие раскаты грома. Они и не заметили, как быстро налетела гроза, словно прозрачный дракон, извергающий ослепительные белые молнии.

      Небо казалось бледно-желтым, как старый свиток, и тучи стремительно заволакивали его  густо-лиловыми чернилами. Дзирт отошел от входа в пещеру и невозмутимо принялся разводить костер. Ему нравилось говорить с Энтрери, хотя часто тянуло и помолчать – в тишине была какая-то иллюзия согласия, краткого товарищества, эльф даже надеялся, что Энтрери еще может отказаться от ненависти и глупого соперничества с ним. Но убийца молчать явно не собирался: он чувствовал себя все лучше и не против был поговорить.

      - Лорд Ао ругает богов, - почти прокричал человек, стараясь заглушить раскаты грома, - ты слышал эти сказки?

Эльф кивнул. В первые годы на поверхности Дзирт обрел наставника – старого рейнджера Монтолио де Бруши, который любил во время грозы рассказывать такие истории.

      Боги, прогневавшие Создателя вселенной тем, что небрежно относились к своим обязанностям и не обращали внимания на мольбы последователей, могли лишиться части своей силы, когда он вмешивался, возмущенный их поведением. Иногда, чтобы наказать их и преподать урок другим божествам, Лорд Ао поражал молниями некоторых богов – они оказывались заключенными в смертные тела, и на землю сходили аватары. Он также отдавал часть их мощи другим богам как для сохранения баланса сил, так и в других, не известных никому, кроме него самого, целях. Если же молния попадала в более слабое существо – эльфа, дворфа или человека, - тело его могло умереть, но с душой, случалось, происходили странные вещи: она получала возможность вселиться в другое существо, даже в могущественного бога. Смертный же, выживший после удара молнии, мог стать безумцем или магом, а мог и не измениться.

      Все это называли играми Лорда Ао, не доброго и не злого, но, вероятно, отчаянно скучавшего в своей бескрайней вселенной. Множество легенд начиналось с рассказа о том, как человек стал богом, а божество обрело облик эльфа или дракона; затем повествовалось, какие приключения и превращения с ними происходили в дальнейшем.

      Сейчас они оба вспоминали такие истории про себя и тишина была не тягостной – наоборот, теплой и уютной. И Энтрери конечно, не выдержал первым – его одновременно и убаюкивала, и чуть ли не бесила эта почти домашняя обстановка; убийца опасался, что еще немного, и он станет таким же бесхребетным слюнтяем, как этот дроу.

      - В тебя, наверно, молния Создателя точно ударила. И не раз.

      Дзирт обхватил руками плечи, словно ему стало холодно, но голос эльфа остался таким же ровным, разве что из-под белоснежных ресниц сверкнуло лиловое пламя.

      - Может, и не раз. Поговорим позже о том, безумец я или нет. Сейчас надо осмотреть твои ребра и руку – думаю, больше их перевязывать не понадобится, эликсир Бэнров неплохо действует.

      Убийца фыркнул, что должно было означать: «Я здоров. И если б не этот ливень, давно двинулся бы отсюда куда подальше». Но он промолчал, зная, что на самом деле еще довольно слаб – хотя кости уже не ныли, эльф прав, чтоб ему с бехолдером встретиться...

      Гроза довольно быстро ушла от Долины Хранителя на юго-запад, к Несму. С наступлением сумерек стало холоднее – сырость словно укутывала влажными одеялами, костер почти не помогал согреться, ведь пещера была сквозной – ветер насмешливо посвистывал, проносясь от одного входа к другому.

      Энтрери полулежал у стены, завернувшись в два плаща, и поглядывал на эльфа, сидевшего у костра – белые волосы Дзирта казались огненными, он походил на демона из страшных историй его детства. Демоны тоже были глупы – но по-другому, они были мелочно-злобными, и любой деревенский простачок в сказке мог надуть самого могучего обитателя ада. И те демоны все, как на подбор, уродливы, в отличие от темного эльфа…

      - Ты, наверно, замерз, – негромко заметил Дзирт, кидая в огонь остатки их ужина – кости куропатки, пойманной Гвен. Сама пантера давно уже была на Астральном уровне.

      - Не больше, чем ты, дроу.

      Дзирт тихо рассмеялся.

      - Конечно, в Подземье довольно тепло в любое время года – вулканы и гейзеры не дадут окоченеть, но я уже привык ко многому на поверхности.

      Убийца усмехнулся и покачал головой.

      - К холоду не привыкнешь, это у тебя в крови, как и у меня. Такие плащи в этих краях носят разве что в сильные морозы – думаешь, я не узнал самое дорогое сукно из Серебристой Луны, зачарованное сохранять тепло? Я уже словно попал в родную пустыню Анаврок. Иди сюда.

      Эльф не стал спорить. Костер понемногу догорал, но им хватало тепла – плащ действительно зачаровала сама госпожа Аластриэль, правительница Серебристой Луны.

Оба постарались заснуть. Эликсир дроу еще не потерял своих свойств на поверхности, чего опасался Дзирт, - во время грозы он снял повязки, охватывавшие руку и грудную клетку Энтрери. Убийца и сам чувствовал, что невредим, - и редко когда он был в таком хорошем настроении. Ему нравилась забота эльфа, так с ним не возился даже старательный, ответственный Ла Валль, чародей воровской гильдии паши Пуука. Может, просто сухие, костистые руки старого мага были несравнимы с тонкими, невероятно чувствительными пальцами эльфа. Энтрери вздохнул про себя. Он прекрасно сознавал, насколько силен и ловок Дзирт До’Урден – ему не составит труда справиться с исцеленным, но все еще слабым после схватки с зомби человеком.

      «Он меня точно убьет, если позволю себе хотя бы намекнуть» - думал калимшит, чувствуя не только согревающие чары плаща, но и тепло лежавшего рядом эльфа. Кровь дроу была горячее, чем у их наземных сородичей – эльфов поверхности, и они не последнее место в своей жизни отводили удовольствиям плоти. Он насмотрелся многого в Мензоберранзане – хотя ему, как колн’бласу, ничего там не перепало, кроме туманных намеков и двусмысленных подмигиваний Джарлакса.

      Но Дзирт был совсем другим – может, поэтому он так волновал, и Энтрери не решался шевельнуться, чтобы не потревожить эльфа – как и он сам, дроу еще не спал, лежал, закрыв глаза… человек перевел зрение в тепловой спектр и выругался про себя –  контуры  тела эльфа не были четко очерчены – магия плаща рассеивала тепловое излучение, даже в такой мелочи ему было отказано. Зато он мог сколько угодно смотреть на лицо Дзирта:  губы и щеки дроу слабо светились тускло-алым, как озерца раскаленной лавы, затянутые темным дымом. Он был так близко - и так далеко, отрезанный, словно невидимой стеной, своей необычностью, недоступностью, и робостью самого Энтрери.

      Человек думал о том, что может и не увидеть больше темного эльфа – его жизнь была похожа на ненадежную узкую тропу, петлявшую по лесу, наполненному колдовскими ловушками и свистом отравленных стрел. Жизнь Дзирта тоже была полна рискованных приключений; и Энтрери это нравилось, у них нашлось бы немало общего, если бы не безумная, ненормальная привязанность дроу к друзьям не стоящим его внимания, и к идиотскому, несуществующему «благу всех добрых людей», за которое этот несравненный воин обнажал свои скимитары.

      Убийца вдруг захотел уйти в ночь, на скользкие после ливня горные склоны – он не упадет и не пропадет благодаря дарованному жрицами дроу инфравидению, но ведь у эльфа хватит дурости последовать за ним…

      Энтрери все же задремал. Он словно плыл в теплых, подсвеченных красным облаках среди снов и воспоминаний, мимо прекрасных, необычных зданий Мензоберранзана и бесконечных лабиринтов Подземья. Видел он и свой поединок с Дзиртом в горах у Мифрил-Халла, будто со стороны. Убийца любовался отточенными движениями эльфа, не находя ни одного лишнего или медленного, жадно впитывал их, запоминая не только каждый поворот и выпад, но и спокойное, равнодушное выражение лица своего противника; лишь в лавандовых глазах дроу временами проскальзывало… нет, не презрение – сожаление?

      А облака продолжали медленно уносить калимшита, и были уже не теплыми – горячими, как пар над кипящими подземными источниками. Он увидел сквозь них прошедшее утро, только на месте Дантрага Бэнра был он сам, а Дзирт смотрел на него так же спокойно, как во время поединка. И во взгляде дроу вместо жалости было какое-то веселое безумие, Энтрери видел подобное в его глазах, когда темный эльф с друзьями прорывался в здание воровской гильдии. Он решился прикоснуться к нему – это же сон, во сне все позволено – руки его проникли под разорванную одежду дроу, губы несмело, едва-едва прикасались к горячей эбеновой коже. Неожиданно красные облака рассеялись, но воздух остался раскаленным, как в южной пустыне. Все было наяву: Энтрери нависал над полуобнаженным Дзиртом, теперь человек различал алое свечение его тела, и замер,  заметив в глазах дроу то самое боевое безумие, которое всегда восхищало лучшего убийцу Калимпорта.

      Дзирт не хотел ничего говорить – интуиция охотника-одиночки, десять лет прожившего в пещерах и туннелях Подземья, подсказывала, что слова только отпугнут Энтрери. Именно этой ночью эльф перестал бороться, примирился с тем, что он все же дроу, несмотря на свое несходство с подавляющим большинством сородичей. Он хотел этого человека, начиная с их первой встречи в Мифрил Халле. И нельзя было сказать, что в этом чувстве нет ничего нежного и возвышенного – к тому же оно переплеталось в душе эльфа с уважением и – ненавистью? Нет, Дзирт отчего-то не мог ненавидеть Энтрери, скорее, он испытывал сочувствие к нему, даже тогда, когда дважды получал от убийцы страшные послания – кожаные мешочки с отрезанными пальцами Реджиса. Энтрери вполне мог стать таким, как Монтолио де Бруши или капитан Дюдермонт, но не стал, и в этом была не только его вина. Эльф чувствовал, что и сейчас еще не все потеряно – лишь бы этот человек не догадался обо всех его чувствах. Дзирт не внял мгновенному желанию схватить отдернувшиеся руки Энтрери и вновь прижать их к своему телу. Он слегка улыбнулся и быстро сел, обняв человека за плечи.

      В эти мгновения, растянувшиеся на часы, Артемис Энтрери не сознавал, что побежден полностью и окончательно, он понял это позже. Сейчас он мог только помогать своему победителю расшнуровывать куртку и расстегивать многочисленные пряжки на кожаных крагах, надетых поверх штанов. Дзирт не спешил, постепенно, исподволь превращая раздевание в искусный массаж. Обычно дроу предпочитали, когда им разминают мышцы или нежно дразнят, едва касаясь кожи,  но ему всегда  нравилось доставлять радость другим, и сейчас пальцы Дзирта вспоминали науку, преподанную ему в детстве, когда он был принцем-пажом. С силой, казавшейся невероятной в этом по-мальчишески хрупком  теле, он уложил Энтрери на спину и гладил, то сильнее, то слабее надавливая; легко, и в то же время довольно чувствительно отбивал ребрами ладоней его поджарое тело. Тепло, выделяемое их телами,  просвечивало неравномерно, черно-багровые переливы кожи Дзирта явно указывали на его возбуждение, но дроу по-прежнему издевательски медленно массировал человека, который и не думал расслабляться.

      - Ты как повар над куском жилистой говядины… А где же приправы? - еле слышно выдохнул Энтрери.

      Эльф молчал; он лишь снова улыбнулся и, сбросив остатки одежды, прильнул к человеку, гладя его теперь уже всем телом, задевая сосками о соски, бедрами о бедра. Когда же Энтрери ощутил соприкосновение его твердой плоти со своей и медленные, плавные движения, передававшиеся ему от дроу, - тягучий сладкий огонь, невыразимый, невероятный, начал растекаться под его кожей. Дзирт прикоснулся к его плотно сомкнутым губам кончиком языка. Убийца не ожидал этого и ослабил бдительность, уже в следующую секунду отвечая на поцелуй и дрожа всем телом. Он видел собственные заалевшие руки, сомкнувшиеся на талии эльфа. Энтрери попытался приподнять его, чтобы… Он уже не думал – только действовал, неосознанно, горящий, полностью захваченный страстью, но Дзирт мягко отвел его руки и, наконец, заговорил.

      - Подожди, я сейчас.

      Энтрери почувствовал, как прохладные капли падают на живот – ниже, еще ниже… Дроу растирал ароматное масло по твердым кубикам его пресса, незаметно перейдя на внутреннюю поверхность бедер, не прикасаясь пока к пылавшему, словно раскаленный наконечник копья, органу. Тело человека повиновалось вроде бы легким, нетребовательным, но на самом деле настойчивым касаниям, он был заворожен, готов на все, словно находился под чарами дракона или, по крайней мере, могущественного мага. И все же наваждение схлынуло, хоть и не до конца, когда длинные пальцы Дзирта скользнули между его покорно раздвинутых ног.

      - Что ты…

      Эльф снова не отвечал, а Энтрери не мог возражать или сопротивляться, он был способен только изо всех сил сжимать зубы, чтобы не выпустить на волю рвавшиеся изнутри звуки – он боялся, что они обернутся страстными стонами. Убийца тяжело дышал и снова стал действовать инстинктивно, осыпая мысленными проклятиями и дроу, и себя самого, в то время как его бедра приподнялись, призывно покачиваясь, а ноги сами по себе согнулись в коленях и разошлись еще дальше в стороны. «Словно шлюха в дешевом калимпортском борделе».

      Но злость скоро ушла – он увидел глаза Дзирта и понял, что темный эльф так не считает. Дроу опять провел по блестящему от масла телу Энтрери ладонью так нежно, что тот снова поплыл среди красных облаков, дышащих горячим паром и ароматами трав… И позволил эльфу все, не обращая внимания, что даже не стонет, а всхлипывает от радостного, полубезумного удивления. Никогда он не думал, что отдаваться мужчине так сладко, несмотря на боль в начале.

      Энтрери чувствовал дроу всей плотью и даже тем, что было глубже. Тем, что осталось живого в его душе, похожей на однообразную выжженную солнцем пустыню. Он знал, видел, что Дзирт хочет радости не только для себя, а щедро предлагает ему не как униженному, потерпевшему поражение, а как равному. Энтрери улыбнулся и смог расслабиться. Эльф же стал двигаться резче, рывками, заставляя безжалостного убийцу всхлипывать снова и снова. Артемис Энтрери ухватил дроу за запястья, не замечая, как ранит ногтями нежную кожу. Они были похожи на два невероятных факела, горя  торжествующим красным, остывающим багровым, набирающим силу оранжевым… Дзирт охнул от боли в руках, но не стал высвобождать их – он лишь плавно качнулся назад, и Энтрери обвил ногами его талию. Эльф смотрел на человека, стоя на коленях между его раскинутых бедер, и не улыбался торжествующе, не облизывал приоткрытых губ, пламеневших, как лепестки мака вокруг темной сердцевины – просто разглядывал его  светившимися в темноте странными даже для такого создания, как дроу, лиловыми глазами.

      Дзирт внезапно вышел из его тела, и, по-прежнему молчаливо, сильными, но бережными прикосновениями ладоней заставил – нет, скорее, попросил перевернуться.  Энтрери закусил губу - это удерживало его от того, чтобы завопить в голос. Эльф или был невероятно опытным в любовной науке, или чувствовал, что именно нужно ему, Артемису Энтрери. Не могли же они так подойти друг другу, как перчатка – руке, с первого раза? Калимшит думал об этом после, добираясь на юг  - пешком, верхом, на пиратском корабле… В пещере неподалеку от Мифрил-халла он был неспособен на раздумья, просто получая то, то давал ему темный эльф, в ответ отдавая ему себя, яростно, без остатка, уже не сдерживаясь, когда Дзирт обхватил его орган,  и рука его заскользила по невероятно чувствительной от масла и возбуждения напрягшейся плоти. 

      Энтрери кричал, уже не заботясь о том, что подумает о нем дроу.

      - Все демоны Абисса, да! Давай же, эльф, бейлор тебя побери!

      Это было уже не сладкое пламя – тугие ревущие струи жидкого огня, ударявшего в него и рвущегося из него, и разноцветные потоки волшебных ветров, уносящих в недоступное, неизведанное им раньше состояние вне времени и пространства, где торжествующая радость тела переплеталась с ощущением  невероятной внутренней силы и свободы. Он был выше гор, сильнее урагана, могущественней любого из Богов в эти мгновения.

      Этого не могло быть, и все же происходило… уже произошло? Энтрери не шевелился, боясь разбудить Дзирта. Эльф лежал на боку, гладкая темная кожа в рассветных лучах напоминала натертое воском драгоценное черное дерево, ее неяркий, матовый блеск  притягивал, не отпускал, и все же человек, стиснув не только зубы, но и кулаки, и волю,  постарался как можно тише подняться и одеться.

      Эльфы дроу не могли обходиться только грезами, как их наземные сородичи – для отдыха их телам и душам нужен был сон, пусть краткий, но все же достаточно глубокий. Во всяком случае, человек, проживший, хоть и не долго, в Мензоберранзане, надеялся, что эльф не проснется и не помешает ему. Калимшит бесшумно вытащил из-за голенища сапога небольшую «рыбку» - узкий, легкий, но очень дорогой нож, купленный в Скуллпорте. Его было удобно метать в противника, он годился и для внезапных быстрых ударов с близкого расстояния – в почки, сердце или шею. На эфесе, сделанном в виде головы и верхней части туловища летучей рыбы с раскрытыми веерными плавниками-крыльями, сверкали темно-синие, почти черные сапфиры. Энтрери в последний раз погладил посеребренную чешую и бесшумно положил кинжал на плащ Дзирта. Он очень надеялся, что они не увидятся больше.

      «При следующей встрече я стану заглядывать ему в глаза, как собачонка, или возненавижу еще больше». Нет уж! Пусть все останется так, как было. «Он не болтлив, я – тем более», – усмехнулся про себя убийца, перепрыгивая с камня на камень. Он торопился поскорее добраться до Несма, купить коня и отправиться к морю, чтобы как можно больше гор, полей и лесов осталось между ним и Дзиртом До’Урденом. И все же Энтрери не жалел о поражении – оно оказалось и победой, пусть не той, которую он желал одержать вначале.

 

3. Мифриловый пояс

 

      Леди Аластриэль была великой волшебницей и мудрым правителем. Но прежде всего она была просто женщиной – и, как почти всякая женщина, любила драгоценности. Но в последнее время ее секретарь, наблюдательный дворф Фредегар, заметил, что она слишком часто уединяется в сокровищнице, очевидно, любуясь своими украшениями. Когда же Аластриэль выходила оттуда, лицо ее было печальным настолько, что Фред мало-помалу начал беспокоиться. Он знал госпожу уже много лет, и не решался обратиться к ней. Аластриэль славилась рассудительностью и силой духа, она с радостью принимала советы насчет управления городом и дипломатических связей с различными государствами.  И мало кто ведал, что она не терпела вмешательства окружающих в свои личные чувства и дела. Рискнувший это сделать мог лишиться дружбы и доверия волшебницы. Возможно, дворф так и не стал бы ничего предпринимать, но как раз из очередного путешествия возвратилась сестра его госпожи – Дав Соколица.  Ей он и доверился. Женщина-следопыт, выслушав,  произнесла:

      - По-моему, причины печалей Аластриэль не так уж трудно выяснить. Ты можешь сказать, что ее явно сейчас тревожит?

      - Чародеи Лускана, – ответил Фред почему-то шепотом, - они опять что-то замышляют.

      - Они всегда что-то замышляют, - отмахнулась Дав, сбрасывая на обитый парчой диван пропыленную замшевую куртку, - что случилось на этот раз?

      Дворф помотал головой.

      - Она не говорит. Просто следит за ними, особенно за тем, кто занял место Дендибара Пестрого, Синим Магом-Без-Имени. Настораживает, что он словно с другого плана явился, неожиданно заняв место главы Северной ветви благодаря своим знаниям и способностям. Мне тоже как-то не по себе, и уже давно. Госпожа Дав, как хорошо, что вы приехали…

      Женщина-рейнджер хотела что-то ответить, но не успела. Послеобеденную тишину дворца разогнали странные звуки. Казалось, одна за другой разбивались хрустальные вазы, и множество мелких осколков летело во все стороны: на мраморные колонны, паркетные полы, мебель из редких пород дерева… Фред беспомощно пыхтел, путаясь в складках шелковой белой мантии – нарядный дворф не поспевал за высокой Соколицей, которой ужасно хотелось взять маленького белобородого советника под мышку, чтобы побыстрее доставить к распахнутым дверям сокровищницы. Возле них замерли рыцари Серебристой Луны – человек и полуэльф. Мрачные и сосредоточенные, они стояли, скрестив пики, но тут же убрали оружие, пропустив сестру правительницы и дворфа.

      Ни одной вазы не было разбито, но в сокровищнице все перевернулось вверх дном – сундуки, круглые столики, инкрустированные мозаикой из самоцветов, изящные стулья, и посреди этого разгрома повсюду валялись украшения, безумно дорогие музыкальные шкатулки, золотая и серебряная посуда… Дав подозревала, что сестра, в отличие от нее, очень неравнодушна к разным побрякушкам, но не знала, что их столько. Однако сейчас ее волновало вовсе не их количество, а сама Аластриэль, - бледная, гневная и растерянная одновременно, волшебница стояла над очередным распахнутым сундуком.

      - Фред, пожалуйста, оставь нас. Украдена всего одна вещь… Та, которую мне меньше всего хотелось бы потерять.

      Дворф вышел, не обидевшись – он чувствовал, что сейчас сестер лучше оставить вдвоем. Голос его госпожи дрожал так, словно она вот-вот заплачет от обиды. Как такое вообще могло случиться? Фредегар уже строил планы будущего расследования, когда чуть не налетел на одного из гостей дворца. Обычно этого гостя – точнее, гостью – трудно было не заметить.

      - Может быть, не все так уж плохо, раз вы здесь, – рассеянно проговорил дворф.  

      Гвенвивар одобрительно рыкнула.

 

*   *   *

      - Та, за которую я отдала бы все это, - произнесла Аластриэль, успокаиваясь и потянув сестру прямо на ковер. Они сели, отбросив подальше рассыпанные по полу сокровища. Дав взволнованно смотрела, как сестра перебирает первое попавшееся под руку ожерелье, опустив глаза. Но голос волшебницы звучал уже ровно, правда, она то и дело замолкала, нервно стискивая в руках ни в чем не повинные зеленые жемчужины.

      Дверь в сокровищницу была уже закрыта, но они говорили шепотом, словно тот, кто похитил неизвестную драгоценность, оставил здесь невидимого соглядатая. Дав не торопила сестру, понимая, что похищено действительно нечто очень дорогое.

      - Это сильный артефакт, - я хранила его здесь именно для того, чтобы обезопасить, - произнесла Аластриэль, - чтобы его считали обычным украшением, но вор распознал магическую защиту на сундуке и унес только его. Хотя след еще держится, я не решусь послать погоню – из-за моей глупой прихоти могут пострадать люди, и…

      - Постой. Раз вещь опасна, как ты говоришь – люди могут пострадать, если ее используют в корыстных целях. Не мне напоминать тебе, как это бывает, - перебила сестру Соколица.

      Аластриэль не походила на себя - такой слабой и беспомощной, потерянной, она не была никогда. Выпустив из ослабевших пальцев жемчужины, она перестала сдерживаться и зарыдала, уткнувшись в простую льняную тунику сестры.

      - Она опасна, очень опасна для любого, кто ей воспользуется. Я довольно долго настраивала ее на себя и еще как следует не проверяла, но там довольно серьезная защита, от которой может пострадать не только вор, но и тот, кто ее наденет, скажем, покупатель, возможно, ни в чем не повинный, - если он не окажется  сильным и опытным магом. С этой вещью очень интересно было работать, и как раз сегодня я хотела первый раз проверить ее свойства на себе.

      - Защити нас Миликки, - выдохнула Дав, - да что с тобой происходит? Перестань говорить загадками и давай, наконец, поймаем след вора, пока он не развеялся окончательно.

      Аластриэль закивала, поднимаясь с пола. Сундук, который вскрыл вор, не был опрокинут – наоборот, аккуратно поставлен на один из небольших позолоченных столиков, открыт и почти до краев наполнен поясами. Узкими - золотыми и серебряными цепочками; более широкими, состоявшими из маленьких дисков, напоминавших монеты; кожаными и бархатными, расшитыми бусинами из драгоценных камней; «кружевными», сплетенными из тонкой  мифриловой проволоки… Не прикасаясь к вещам, Аластриэль словно рисовала в воздухе невидимые волны быстрыми движениями рук. Вскоре воздух в комнате замерцал, словно в пустыне, но вместо красочного миража сестры увидели довольно отчетливый след, похожий на узкую белесую змейку – он скользнул между створками двери, оставив дразнящий хвостик, покачивающийся влево-вправо. Аластриэль опустила руки - пальцы ее заметно дрожали, на мгновение Дав разглядела в них призрак похищенного артефакта и едва удержалась от того, чтобы рассмеяться.

      - Мифриловый поясок! Не думала, что общение с Гарпеллами из Широкой Скамьи так на тебе отразится. Убиваться по этой безделице только потому, что не успела ее проверить, настроив на себя? Да возьми любой из двух оставшихся и зачаруй, как хочешь. Другое дело – то, что эта возмутительная кража должна быть раскрыта, и как можно скорее!

      Аластриэль медленно обернулась, не пытаясь скрыть отчаяния.

      - Ты не понимаешь. Мне стыдно сказать об этом даже тебе, - я смогла получить один из самых мощных Поясов Трансформации, и долго работала с силой, заложенной в нем, чтобы избежать побочных эффектов.

      Дав Соколица прижала руку ко рту, словно желая удержать удивленное восклицание.

      - Только не говори мне, что…

      - Да, именно это.

      Они с полуслова поняли друг друга и долго еще сидели – уже не на полу, а на стульях, оставшихся целыми среди жуткого разгрома, учиненного хозяйкой сокровищницы – и то обменивались двумя-тремя словами, то молчали, пока закат не окрасил румянцем бледное лицо волшебницы Аластриэль – одной из Семи Сестер, в которых воплотилась часть силы Мистры, богини магии; вечно юной, прекрасной, могущественной правительницы Серебристой Луны - и несчастной женщины, утратившей в этот день зыбкую надежду, сплетенную из мифриловой проволоки.

 

*   *  *

      Фред выпалил новость сразу же, как только закрыл за собой дверь в комнаты Дзирта До’Урдена. Дроу занимался тем, чему посвящал львиную долю проводимого в Серебристой Луне времени – читал какую-то старинную книгу. Руны на обложке были эльфийскими, но сейчас некогда было спрашивать, что это: стихи, нравоучительный роман или хроники одного из королевств Старшего народа - обычно любопытный дворф сразу перешел к делу.

      Пока он говорил, лицо дроу оставалось все таким же бесстрастным. Лишь когда советник умолк, вопросительно глядя на темного эльфа, Дзирт улыбнулся странной, пугающей улыбкой, которую дворф иногда считал безумной, хотя дроу ничем не походил на берсерка. Среди темных эльфов очень редко встречались воины, охватываемые боевым экстазом, но Дзирт не принадлежал к их числу. Фредегару порой приходила в голову мысль, что одержимость боем у этого дроу являлась необычной, но вполне эффективной защитой от боли, глубоко запрятанной за его изысканными манерами и спокойным нравом. Впрочем, он мог только предполагать, что боль эта существует и что вынесена она из пещер  загадочного и жуткого Подземья.

      - Мы найдем вора и вернем госпоже Аластриэль потерянную вещь, - просто сказал Дзирт, - но надо и разобраться, как похититель – вероятно, сильный маг – смог проникнуть в сокровищницу. Возможно, у него есть здесь сообщники.

      Фред кивнул, чувствуя, как багровеет от гнева и стыда одновременно – в плохой охране дворца была и его вина. Сам город теперь был не таким открытым, попасть в него стало сложнее после того, как волшебница Сидния притащила в Серебристую Луну голема, разрушившего часть городской стены. Но часть дворца и парк рядом с ним были открыты для гостей и жителей города – так пожелала сама Аластриэль.

      Гвенвивар не только внимательно прислушивалась к их разговору, но и принюхивалась –  в запахах магии, пронизывавших дворец, не все ей нравилось. В конце концов, пантера  зарычала, негромко, как в коридоре при встрече с Фредом, словно успокаивая дроу и дворфа. В это время Аластриэль увидела магический след вора.

 

*   *   *

      Лускан, Город Парусов, наконец появился из-за невысоких утесов, веками разрушаемых ветрами и волнами Пустынного Моря.  В эту душную весеннюю ночь он показался темному эльфу красивым, таинственным и, отчего-то,  маленьким. Дзирт До’Урден незаметно для своих спутников улыбнулся. Конечно, по сравнению с Глубоководьем, Вратами Бальдура и, тем более, Калимпортом северный порт действительно был небольшим. В нем жило пятнадцать тысяч человек, именно людей, другие расы не то чтобы изгонялись, но к ним относились настороженно, даже к тем дворфам и светлым эльфам, которые постоянно приезжали в Лускан по делам. Но не это тревожило дроу и его спутников. Здесь, в самом близком к Долине Ледяного Ветра крупном торговом городе побережья, о Дзирте слышали. Скорее всего, дроу пропустили бы в Лускан, как и в то время, когда он с друзьями прибыл сюда в поисках Мифрил Халла. Но сейчас их целью было проникнуть в город тайно не только от стражников, бдительно охранявших ворота, но и от чародеев Небесной Башни Арканы.

      Спутники эльфа – Дав Соколица и Гаркл Гарпелл – считали, что слишком отчетливый, ничем не замаскированный след вора мог быть оставлен намеренно и впереди их ждала ловушка. Волшебник и воительница были настороже, как и дроу, внимательно наблюдавший с кормы небольшого баркаса контрабандистов за приближавшейся гаванью.

      Тучи закрыли небо. Зоркие глаза эльфа различали справа от судна, над морем, едва заметные вспышки молний, озарявшие черные воды и сумрачные небеса, неожиданно вызвавшие воспоминания о сводах огромных пещер Подземья, возможно, из-за того, что теплый, едва колеблемый сонным ветерком воздух тоже напоминал душную атмосферу его родины. И не было видно звезд, которыми Дзирту никогда не надоедало любоваться.

Гаркл вдруг вскочил – и направился к эльфу, чуть не сбив с ног управлявшего единственным парусом матроса. Тот сквозь зубы пожелал неуклюжему магу отправиться к морским эльфам.

      - Говорят, они когда-то потеряли свою магию из-за дроу, ты бы им пригодился, - прошипел контрабандист. Двое его товарищей всматривались в побережье – где- то здесь, недалеко от Крысиной Аллеи, их должны были ждать покупатели, - баркас вез несмийские кожи, ткани из Серебристой Луны, кузнечные и ювелирные инструменты, сделанные гномами Мифрил-Халла – непревзойденные, и оттого очень дорогие.

      Дзирт усмехнулся – магия Гаркла Гарпелла на короткое время сделала его лицо и руки светлыми, а волосы – черными.  В темноте даже были незаметны эльфийские черты лица, несколько раз ему даже говорили: «подай мешок, подтяни канат, мальчишка», - он выглядел хрупким подростком, но на самом деле был старше любого из них, - хотя по меркам дроу действительно не вышел еще из юношеского возраста.

      Причал, освещенный тусклыми фонарями, медленно приближался. Здесь, на северной окраине порта, стражники появлялись довольно редко – места эти славились потасовками не поделивших добычу контрабандистов, перекупщиков,  нищих, наемных убийц, воров и проходимцев всех мастей.

      Один из фонарей плавно переместился влево, потом вправо – и так четыре раза. Главарь контрабандистов поднял такой же, ответил на сигнал, два раза качнув свой фонарь туда-сюда, и тихо свистнул, давая знак команде убрать парус и сесть на весла.      Дав Соколица отдала капитану вторую половину оговоренной суммы и спрыгнула на мокрые доски причала; Гаркл и Дзирт последовали за ней. Все трое, не обернувшись, нырнули в рваные занавеси тумана, укрывавшего Крысиную Аллею. Отсюда уже было недалеко до Небесной Башни.

      Небесная Башня Арканы была выстроена не человеческими руками, но кем и когда – известно было немногим. Во всяком случае, она уже стояла здесь, когда появился Лускан, выросший из нескольких прибрежных торжищ и рыбацких деревушек. Скорее всего, история древней Башни была известна ее Архимагу-Магистру, - его покои располагались в «стволе» огромного каменного дерева. В ветвях, раскинувшихся на север, запад, юг и восток, жили четверо остальных магистров гильдии магов Лускана, чародеи более низкого ранга и ученики. В нижней части ствола находились казармы воинов, каждый из них обладал хотя бы зачатками магического таланта, достаточными для того, чтобы охранять не только вход, но и всю башню в целом. Враги магов Лускана далеко не всегда открыто шествовали по площади к огромной впадине в поверхности «ствола»; необычную дверь пересекала горизонтальная трещина, створки уходили вверх и вниз, в щели между двумя слоями каменной «коры». В «корнях», простиравшихся под землей, находились клетки, где разводили редких животных, что бы получать ингредиенты для зелий и снадобий. Поговаривали, что там держат и демонов из  Девяти Адов, и неведомых существ, доставленных из других миров.

      Бесталанные ученики, почти лишенные магической искры, нередко оставались в башне и становились слугами. Иерархия, хотя и густо замешанная на интригах, основывалась все же на силе чародея. Это было справедливо, ребенок шлюхи или нищенки с Крысиной Аллеи имел столько же шансов стать Архимагом, как и сын богатого судовладельца. Хотя учитывалось еще одно обстоятельство… Эльфы, полуэльфы и дворфы, не говоря о представителях других рас, встречали в Башне холодный прием. Нелюбовь лусканцев к другим расам была взаимной. Гаркл по пути из Серебристой Луны до Побережья поделился с друзьями этими сведениями, полученными некогда от Сиднии, ученицы Дендибара Пестрого.

      И молодая волшебница, и ее наставник, возглавлявший Северную Ветвь Башни, были мертвы. Место Дендибара занимал теперь молодой и очень сильный Синий Маг, не сообщавший никому своего имени, настоящего или вымышленного. Он прятал лицо под широким капюшоном синего плаща, - по слухам, те, кто осмеливался заглянуть ему в лицо, видели только бесформенный сгусток тьмы, подобный черному облаку. Дзирт вспомнил Безликого из Академии Мензоберранзана – возможно, лицо Синего Мага тоже было изуродовано. Как бы то ни было, новый глава Северной ветви вызывал смутную тревогу и у леди Аластриэль, и у Гарпеллов. Но кто знает, был ли он похитителем мифрилового пояса? Правительница Серебристой Луны не хотела, чтобы они подвергали себя опасности, но Дав и Фред в конце концов убедили ее, что маленькая группа рейнджеров легче сможет проникнуть в Башню, чем отряд воинов. Несмотря на ценные сведения, сообщенные Гарклом, Дзирт, сойдя на берег, больше рассчитывал на сосредоточенную Дав Соколицу, чем на рассеянного мага из Широкой Скамьи. Он чувствовал, что у женщины-рейнджера уже был четкий план проникновения в Башню.

      Дав, весело шепнув друзьям, что нечего здесь дожидаться рассвета, повела мужчин самым коротким путем, - мимо покосившихся заборов и низких ветхих домишек, крытых досками, соломой и даже, судя по запаху и свисавшим с кровли лохмотьям, гнилыми тюленьими шкурами. Очень быстро и почти бесшумно они пробирались к центру города. Похожий на изогнутый калимшанский нож узкий серпик луны прятался за черепичными крышами прилепленных друг к другу домов. Улицы становились все шире, дома – выше и роскошнее, булыжная мостовая – ровнее, даже запахи  этого довольно грязного города внезапно рассеялись. «Вот тут не обошлось без магии», - подумал Дзирт, бесшумно следуя за Дав, - не могла вся эта вонь исчезнуть бесследно - мензоберранзанское пастбище ротов по сравнению с Лусканом казалось чуть ли не благоухающим цветником.

      Гаркл тоже шел очень тихо, ему в этом помогала магия, а может, вся его неуклюжесть пропала именно потому, что волшебник из Широкой Скамьи просто не думал о том, что надо ступать неслышно,  - он вспоминал погибшую от стрелы Кэтти-бри Сиднию. Он не раз говорил дроу и его друзьям, что ни в чем не винит Кэтти, ведь она защищала свою жизнь. Но от сознания того, что девушка, которую он любил, служила орудием злобных планов Дендибара Пестрого, Гарклу Гарпеллу до сих пор было не по себе.

      Башня выросла перед ними неожиданно – огромный ствол возник за очередным поворотом извилистой улочки, выходящей на мощеную гранитными плитами площадь. Трое путешественников остановились у угла крайнего дома, за причудливой водосточной трубой, изображавшей тощего бескрылого дракона. Дав казалась еще более отстраненной, чем Гаркл, она смотрела и на бегущие по небу облака, - ветер с моря усилился и отнес грозу на юг, в сторону Глубоководья, - и губы ее беззвучно шевелились… Зоркий дроу даже решил, что зрение обманывает его – в глазах неустрашимой Дав Соколицы стояли слезы. Но, когда одно облачко стало спускаться с небосвода, напоминая перевернутую воронку смерча, медленно кружась и понемногу светлея, Дзирт начал понимать. Дав редко пользовалась магией, предпочитая отточенные за много лет умения следопыта, но сейчас она творила волшебство.  Сила, исходившая от снижавшегося к ним облака, была подобна теплому дождю, только вместо воды на темного эльфа лились потоки уверенности и спокойствия. На поверхности «смерча», посветлевшего уже до жемчужно-серого, вспыхивали радужные искорки. Облако замерло, добравшись до земли, на мостовую ступили полупрозрачные туфельки, словно выточенные из чистейшего льда, и сильный высокий голос позвучал в сознании темного эльфа:

      - Приветствую вас, друзья моих сестер, и благодарю за помощь. Пояс находится в Башне, я  помогу вам проникнуть туда.

      Гаркл молча поклонился. Дзирт, после вежливого поклона, поднял глаза на призрачную женщину. Она осталась легкой и полупрозрачной, подобно облаку. Ветерок не шевелил ее распущенные волосы, падавшие до талии, просторную мантию с широкими рукавами. Она прижала руку к груди и наклонила голову. Разноцветные искорки, казалось, перемигивались в ее глазах, необычайно живых для привидения.

      - Леди Селюн…

      Старшая из Семи Сестер улыбнулась и кивнула.

      - Да, Дзирт До’Урден. Должна признаться, что вижу тебя уже не впервые. Но не будем терять время, хотя именно со временем сейчас придется кое-что сделать.

       Все вокруг них застыло – облака, звезды на небе, воздух, – флюгера над крышами Лускана в виде рыб и корабликов с надутыми парусами тоже замерли. А высокая полупрозрачная фигура Селюн, напротив, стала рассеиваться.

      - Я сделала все, что могла. Пояс находится в северном «корне», как только вы окажетесь под землей – действие заклинания прекратится. Удачи!

         Заклинание не только остановило время вокруг них, – оно изменило саму структуру их тел. Дав первой шагнула к стене и просунула внутрь каменного ствола руку; удовлетворенно кивнув эльфу и волшебнику, она первой прошла внутрь. Дзирт последовал за ней, стараясь не закрывать глаза. Камень расступался, словно мельчайший песок, причем его частички не набивались в нос и рот, обтекая его, подобно воде. Они оказались в маленькой каморке, вероятно, одной из жилых комнат стражников. Гаркл Гарпелл вылез из стены, отряхиваясь и удивленно глядя на деревянные доски пола – маг думал, что песок, в который на время обратился камень, должен был сыпаться внутрь.

      - Быстрее, – не понижая голоса, произнесла Дав, - идем вниз и на север.

      Стража в караулке у ворот и в коридорах была неподвижной; Гаркл, прекрасно сознавая, что его не могут услышать, все равно сдерживал смех. Один стражник застыл с кружкой пива в тот момент, когда отхлебывал из нее; золотистая струя, казалось, лилась и лилась в его глотку.  Другой подтягивал штаны; третий, уже на площадке, откуда ступени уходили вниз, тянулся к факелу, чтобы снять его со стены; скоба была расположена довольно высоко, роста ему не хватало…

       - Он увидит и услышит нас, если собирается вниз – сказал Дзирт.

      Все трое переглянулись. Дав покачала головой. Вздумай они связать стражника – не случится ли так, что их руки пройдут сквозь его плоть, как через камень стен? Гаркл хитро подмигнул.

      - Универсальное средство. Оно отвлечет их, пока мы будем внизу.

      Волшебник достал из кармана маленький ярко-розовый комочек что-то пошептал над ним, погладил… Дзирт фыркнул – он видел таких животных, только очень больших, в огромном подземном зверинце паши Пуука в Калимпорте.

      - Это же бегемот. Только цвет и шкура…

      Гаркл просиял, как ребенок от неожиданной похвалы взрослого.

      - Ну да, карманный бегемот – я сам его вырастил. Сейчас навел на него еще «пьяные чары». Потом, надеюсь, Вэлли окажется снова у меня в кармане –  заклятье возвращения еще не испробовано…

      Последние слова Гаркл скороговоркой произнес уже на узкой металлической лестнице, спиралью уходившей вниз, огибая огромную колонну – очевидно, одну из важнейших частей внутреннего каркаса Небесной Башни. Лестницу содержали в невероятной (особенно после грязных улиц Лускана) чистоте, до блеска надраенные перила и ступеньки в свете факелов казались раскаленными. На самом деле здесь было прохладно. Снизу ветерок доносил не самые приятные запахи, скорее всего, там находились темницы и клетки с чудовищами. Пламя факелов дрожало, снизу трое друзей слышали визг, рык и скрежет когтей по железу, сверху – неразборчивые восклицания стражника. Темный эльф еле удержался на ногах – его душил хохот, как и двоих его спутников, тоже представивших воина, стряхивающего с себя мохнатых розовых бегемотиков… Скорее всего, как и рассчитывал Гаркл Гарпелл, он счел их сбежавшими сверху результатами эксперимента какого-то юного ученика.

      Наконец лестница закончилась – от небольшой площадки расходились четыре коридора, освещенных повешенными через двадцать футов один от другого тусклыми фонарями. Исходивший от них запах китового жира смешивался с гораздо худшей вонью. В северном коридоре ее было поменьше – решетки слева и справа открывали взглядам друзей пустые клетки, где, кроме пыли и крыс, прибегавших, очевидно из других корней, проверить, не появилось ли здесь чего-либо съестного – никого и ничего не было. «Корень» плавно повернул, и в одной из клеток они увидели сначала темную тень, потом – сверкнувшую в свете фонаря цепь. Узник был прикован к стене за руки так, что не мог сесть на пол – только стоять или опуститься на колени, но тогда цепи натягивались до предела. Тень, очевидно, заметила их, пошевелилась и выпрямилась. Тяжелые цепи немного ослабли, кандалы скользнули вниз по тонким предплечьям… Темно-синий балахон скрывал тело узника; опущенное лицо заслоняли длинные темные волосы.

      Дзирт взял один из фонарей с крюка на стене и поднес к решетке. Сам он прекрасно видел в темноте, но его друзьям, да и самому пленнику, свет не помешает. Одеяние заключенного было странно порвано вокруг шеи – словно оторвали воротник или капюшон. Возможно, они нашли того, о ком говорили и думали значительную часть пути к Лускану.

      - Синий маг, ты слышишь нас? Ты знаешь что-нибудь о мифриловом поясе моей сестры? – нетерпеливо спросила Дав Соколица.

      Узник кивнул. Они по-прежнему не видели его лица, только руки – белые, исхудавшие – и все равно красивые и изящные.

      Гаркл неожиданно метнулся к решетке.

      - Таратиль, это ты?

      Синий маг еще ниже склонил голову – это могло быть и согласием, и обмороком.

      - Отойдите от решетки, - голос Гаркла дрожал, - отойдите немедленно.

      Дав положила руку на плечо волшебника.

      - Будь осторожен и постарайся не очень шуметь.

      Гаркл очень быстро нашел в одном из висевших у него на поясе мешочков маленькую бутылочку из черного камня, покрытую защитными рунами.

      - Никакого магического шума не будет, - пояснил чародей, - обыкновенная кислота, правда, очень действенная.

      Он осторожно вытащил пробку и наклонил бутылочку над замком – бесцветная жидкость зашипела, соприкасаясь с металлом. Вскоре замок и часть решетки не просто расплавились – превратились в ржавую лужицу на полу. Друзья осторожно перешагнули через нее и подошли к висящему на цепях пленнику. Дав отвела с лица узника иссиня-черные пряди и поднесла к его губам фляжку с целительным эликсиром. Дзирт немного удивился, но промолчал. Гаркл Гарпелл ахнул и даже закашлялся. Пленник оказался лунной эльфийкой, действительно очень похожей на Таратиля, сопровождавшего Дзирта, точнее, следившего за дроу на расстоянии во время его путешествия ко входу в Подземье. Бледная кожа девушки была полупрозрачной, темно-синие глаза казались черными и не выражали ничего, кроме бесконечной усталости.

Гаркл, как и следовало ожидать, обратился к ней первым.

      - Вы сестра Таратиля, госпожа? С ним ничего не…

      - Случилось, - откликнулась девушка; голос ее был очень тихим, но отчетливым.

      - Сейчас не время для объяснений, - резко произнесла Дав, - надо выбираться отсюда.

Гаркл провел рукой по цепям.

      - Они не зачарованы, магия окружает только тело. Но тут нельзя применить кислоту, - добавил он, глядя на узкие запястья девушки.

      - Цепи ржавые, - заметил Дзирт, - я попробую.

      Эльфийка снова бессильно уронила голову. Дроу внимательно смотрел нее поникшие плечи и нежную шею. Что-то было в ней и вокруг нее, кроме усталости и голода. Синяя  мантия не была запятнана кровью, но почему-то он был уверен, что ее пытали… Догадка пришла к нему, когда Сверкающий клинок разрубил приковывавшие эльфийку к стене цепи, одну за другой.

      - Не известно ли вам, госпожа… - снова начал Гаркл, и Дзирту захотелось в один голос с пленницей произнести: «Известно».

      - Известно. Пояс леди Аластриэль на мне, - все так же тихо и четко ответила эльфийка, прижав ладони к грязной синей мантии.

      Голос Гаркла Гарпелла прозвучал в наступившей на несколько мгновений тишине неожиданно громко.

      - Вообще-то я хотел узнать, что с Таратилем.

      Темному эльфу не надо было прибегать к инфразрению, чтобы увидеть, как вспыхнули щеки Синего мага.

      Девушка нашла силы поднять голову – правда, глаза ее были полузакрыты.

      - Таратиль – это я, друг мой.

      Дзирт мысленно кивнул, поздравляя себя с догадкой, Гаркл помянул демонов Девяти Проклятых Кругов и их ближайших родственников, Дав Соколица обеспокоено огляделась и прислушалась.

      - Скорее всего, маги каким-то образом следят за этим подземельем. Но выбираться все равно придется тем же путем, и побыстрее, - сказала женщина-следопыт.

      Больше ничего не было произнесено; все и так понимали, что их единственное спасение – в скорости. Гаркл подхватил странно изменившегося Таратиля на руки, стараясь не отставать от спутников. Это ему удавалось – девушка была очень легкой, казалось, оковы с обрывками цепей весят больше, чем ее хрупкое тело.

На первых ступеньках железной лестницы шедший впереди Дзирт остановился.

      - Слишком тихо.

      Кто-то за его спиной едва слышно ойкнул.

      - Это Вэлли, он очень послушный, когда нарезвится. Держи. Ты стоять сможешь? Кажется, придется подраться, - радостно шептал чародей молчавшей девушке.

      Послышался звон цепей – пленница уже стояла на ногах.

      Дзирт взлетел по лестнице верх и вправо - поножи Дантрага Бэнра вынесли его на площадку неожиданно для стражников. Он зигзагами несся к коридору, ведущему к выходу из башни, нанося удары плашмя, - двое солдат разрядили арбалеты, попав в своих бестолково гонявшихся за неуловимым дроу товарищей.  Дав получила время сосчитать оставшихся и продумать свои действия. Аластриэль просила по возможности не убивать ни в чем не повинных стражников, и Гарклу ничего не оставалось, как применить магию, укрывшую всех троих, он едва поспевал за Дав, поддерживающей превращенного в женщину Таратиля. Заклятье каменной кожи сделало их неуязвимыми для оружия восьми стражников, но не могло уберечь от извивающихся черных щупалец и огненных шаров, которые посылали вдогонку двое магов. К тому же, оно было рассчитано на блокирование всего лишь дюжины попаданий, и они старались как можно быстрее миновать коридор. Дзирт между тем обезвредил стражников в караулке, - все четверо лежали оглушенные, и вернулся, чтобы помочь всем остальным добраться до нее. Вход в комнатку на какое-то время был запечатан еще одним заклинанием Гаркла, магической печатью, которая могла нанести серьезные повреждения тем, кто попытался бы открыть дверь.

      Ни следа ворот, выходивших на площадь, изнутри не было. Дав покачала головой.

      - Артефакт, открывающий портал, будет работать только вне Башни. Гаркл, может быть, твоя кислота разрушит камень?

      Чародей из Широкой Скамьи развел руками.

      - Ее осталось совсем немного. Хватит на отверстие для Вэлли, не более того.

      Эльфийка кашлянула.

      - Я мог бы… могла бы попробовать увеличить ее количество. Правда, они выпили мою магию, но у меня было время отдохнуть.

      Девушка протянула руку за флакончиком – Гаркл едва не уронил его, от недавнего перенапряжения у него дрожали руки.

      Дзирт между тем смотрел на потолок, который начал медленно, но неуклонно опускаться.

      - Они нас раздавят, - спокойно произнес дроу, - если не успеем выбраться.

      Синий маг плеснул остатками едкой жидкости на стену. Камни зашипели, и начали стекать на пол струйками серой грязи. Но кислоты и в самом деле было слишком мало… Потолок скрипнул по длинному луку Дав. Она сняла оружие с плеча и поставила на пол.

      Эльфийка собралась с силами, сжав худенькие кулачки, она начала произносить слова заклинания – громко, едва не крича. Пятно все быстрее расползалось в стороны, в центре его кипело и бурлило, и вскоре беглецы увидели сквозь появившееся почти круглое отверстие площадь перед башней… И огни факелов. Очевидно, стражники покинули здание-дерево через другой выход, так как в образовавшуюся в стене дыру влетел арбалетный болт, отбитый саблями Дзирта. Дроу взглядом попросил Дав прикрыть его, и поставил на пол черную фигурку пантеры.

      - Гвенвивар!

      Огромная кошка сразу же поняла, что надо делать. Она вылетела первой в продолжавшее увеличиваться отверстие, за ней последовал Дзирт, Дав прикрывала Гаркла с девушкой. Чародей и эльфийка держались за руки, из последних сил поддерживая друг друга. Беглецы достигли одной из улиц – пантера прикрывала отступление, стремительным черным вихрем бросаясь на воинов Башни, хватая стрелы на лету зубами… Дзирт рядом с ней отбивался от троих стражников с алебардами, Дав стреляла очень быстро, по-эльфийски; разлетавшиеся веером стрелы заставили воинов отступить в тень Небесной Башни. Маги почему-то бездействовали – их медлительность стала понятна, когда Гаркл крикнул:

      - Вверху!

      Огромная черная сеть, словно сплетенная из живых змей, извиваясь, падала с неба на площадь. Вдруг маленькое полупрозрачное облако бесстрашно бросилось в самую ее середину – радужные искорки побежали по сети, и вскоре она исчезла, охваченная серебряным пламенем. Дзирт и его друзья успели добежать до угла одного из домов, выходивших на площадь, когда от Башни начала распространяться вязкая темно-зеленая мгла, вытягиваясь по направлению к ним, словно огромный червь. Стражники уже укрылись внутри…

      - Скорее. Это сонное облако, от него сестра не сможет спасти! - воскликнула Дав Соколица, выхватывая из ножен небольшой кинжал. Она начертила им полукруг прямо на стене дома; как только прямая линия внизу сомкнулась с дугой, контур портала вспыхнул белым, и Дав втолкнула внутрь падавших с ног Гаркла и девушку.

      - Дзирт, Гвенвивар – быстрее! Я должна закрыть его.

      Все пятеро оказались в парке дворца леди Аластриэль. В сунувшийся было за ними зеленый отросток сонного облака Дав бросила кинжал. Как только его острие коснулось портала, тот захлопнулся, словно закрылась огромная сверкающая пасть. Свежий предутренний воздух быстро развеял проникшую из Лускана отраву.

      Гвенвивар приветливо рыкнула – к ним уже бежали Аластриэль, Фред и рыцари Серебристой Луны.

      Когда путешественники немного привели себя в порядок, они собрались в одной из небольших уютных гостиных дворца. Есть никому не хотелось – все, кроме Дзирта, пили легкий яблочный сидр, а дроу почесывал за ушами блаженно урчавшую пантеру, наслаждаясь холодной родниковой водой.

      Таратиль принял свой истинный вид, но выглядел таким же изможденным и печальным, как и в женском облике.

      - Это я во всем виноват, и нет мне прощения, - сказал лунный эльф, низко опустив голову.

      - Насчет прощения решать госпоже Аластриэль, а не тебе – возразил Гаркл Гарпелл, - не верю, что ты желал ей зла. Мы постараемся понять тебя, Таратиль.

      Сестры и Фред почти одновременно кивнули; Дзирт поставил серебряный кубок на стол и приготовился слушать.

      Эльф говорил, стараясь смотреть на своих друзей. Часто голос его прерывался, юноша  замолкал, будто он не мог подобрать слов.

      - Я отправился в Башню Лускана учиться той магии, которую мой народ всегда отвергал. Узнав заклинание затемнения, не требующее особых навыков, я смог нагнать таинственности, - никто не пытался узнать мой истинный облик, опасаясь чародея, у которого сгусток тьмы вместо лица, как мне казалось. К тому же я думал, что они поражены моими способностями… на самом деле Архимаг и другие волшебники присматривались, решая, как лучше меня использовать; вероятно, их немало забавляли мои неуклюжие попытки их напугать или хотя бы заинтересовать. Я сблизился с одним из них, Тревором Желтым, который специализировался на заклятьях изменения внешности. Путь к тому, чего я хотел достичь, был долгим и трудоемким, но Тревор посоветовал воспользоваться поясом Трансформации, изучить его свойства и попробовать создать собственные заклинания, идентичные действию пояса. Но артефакта такой силы, какая требовалась, в Башне не было. Я сказал Тревору, что все подобные пояса, вероятно, давно уже увезли далеко на юг таинственные колдуны из страны Халруаа, гоняющиеся за уникальными волшебными предметами на летучих кораблях.

       Тревор, однако, сообщил, что довольно сильным мифриловым поясом владеет леди Аластриэль.

       - Я уже знал об этом поясе, госпожа, - смущенно произнес эльф, - если не весь город, то весь дворец обычно знает, когда и чем вы пополняете свою коллекцию магических предметов. Тревор прямо предложил на время «позаимствовать» артефакт, и, изучив его свойства, незаметно вернуть обратно. Я согласился – боги, как это было глупо! Я украл ваш пояс, госпожа, воспользовавшись тем, что никто никогда не следил за моими передвижениями по дворцу, и надел, но честно хотел вернуть. К счастью, догадался его обезопасить – сделал так, чтобы никто не мог снять пояс помимо моей воли. Тогда чародеи Башни отдали меня демонам, пожирающим магию – они высасывали ее вместе с жизненной силой, а потом бросили в подвал, не давая воды и пищи, чтобы вскоре снять пояс с моего трупа.        

      - Хорошо, что этого не случилось, - мягко произнесла Аластриэль, - но мне непонятно, зачем тебе нужен был этот пояс? Ты вел себя странно, Таратиль, может, кто-то заколдовал тебя?

      Эльф покраснел. Он хотел, как делал это уже не раз, кивнуть, но тут Гаркл вскочил, негодующе воскликнув:

      - Ну конечно, ты был околдован этим Тревором или кем-то еще, я этого так не оставлю!

      Дав поднесла палец к губам – лунный эльф хотел сказать что-то еще.

      Слова Таратиля, как всегда, тихие, но отчетливые, заставили всех податься вперед. Друзья усомнились, что хорошо расслышали похитителя мифрилового пояса.

      - Это ты, Гаркл. Ты околдовал меня.

      - Что? – непонимающе уставился на него чародей, - нет, ты явно нездоров. Поедем в Широкую Скамью, мы тебя быстро вылечим.

      Таратиль, которому некуда было отступать, продолжил:

      - Я влюбился в тебя на празднике молодого вина здесь, в Серебристой Луне, - ты тогда оплакивал ученицу Дендибара Пестрого, Сиднию, и я подумал, что, будь я женщиной…

      Гаркл, не обращая внимания на присутствующих, подошел к эльфу и встал рядом с его креслом. Не зная, куда деть руки, он мял в пальцах широкие рукава своей бирюзовой шелковой мантии.

      - Тилли, ну ты и олух Лорда Ао. Или вашего Кореллона, неважно. Какая разница, мужчина ты или женщина, нет бы поговорить со мной, прежде чем отправляться в этот мерзкий Лускан. Я места себе не находил, когда ты пропал неизвестно куда…

      Гвенвивар важно прошествовала к двери. Остальные последовали за ней, лишь леди Аластриэль ненадолго задержалась.

      - Я прощаю тебя, Таратиль. Любовь – самые сильные чары, и снять их не под силу ни одному магу.

      Через день Гаркл Гарпелл и Таратиль уехали в Широкую Скамью, они не стали пользоваться порталом, сказав друзьям, что хотят о многом поговорить по дороге. Но история с мифриловым поясом на этом не закончилась…

 

*   *   *

      Рассвет тут был совсем другим, чем в Долине Хранителя. Огромные дубы, кедры и ясени в парке дворца леди Аластриэль скрывали величественное появление солнца из-за гор - его лучи прорывались сквозь множество ветвей и густую листву, чтобы встретить на своем пути еще более плотную преграду.

      Деревья окружали огромную овальную площадку лабиринта. Его извилистые дорожки, разделенные аккуратно подстриженными зелеными стенами кустов барбариса, шиповника и ежевики, вели к уютным беседкам, искусственным гротам с маленькими водопадами, к мраморным скамейкам и рукотворным скалам, увитым плющом и дикими розами. Лабиринт не был местом свиданий влюбленных парочек или неторопливых дружеских бесед гостей дворца – это место создавалось для одиноких прогулок, приносящих ясность и умиротворение в печальную или смятенную душу.

      Дзирт До’Урден почти не бывал здесь, тем более на рассвете; предутренний час темный эльф обычно проводил на специальном «летнем» участке крыши дворца, где позже сама леди Аластриэль нередко принимала солнечные ванны. Он сам не знал, почему сегодня решил побродить среди колючих стен, поднимавшихся по крайней мере, на девять футов – даже самый высокий посетитель парка не мог заглянуть на соседние аллеи. Конечно, кусты выросли настолько благодаря магии, которая невидимым, невесомым покрывалом окутывала каждого, вступившего на посыпанные янтарно-желтым песком дорожки. Выход из лабиринта находился сразу же, как только по нему надоедало бродить, к тому же крайне редко двое, а тем более трое, сталкивались в его тенистых даже в ясный полдень аллеях. Дзирт думал о том, что события последних дней напоминают сцепленные друг с другом звенья  утраченного и обретенного мифрилового пояса. Пока, правда, недоставало двух самых главных – первого и последнего… Словно желая дать ответ его мыслям, дорожка незаметно повернула вправо, к довольно просторному перекрестку.

      Леди Аластриэль сидела прямо на траве у круглого искусственного пруда, заросшего розовыми лотосами, распущенные волосы укрывали ее плечи, будто короткая накидка из серебряной парчи. Волшебница безмолвно протянула руку – дроу помог ей подняться, и ничего не спрашивая, смотрел вместе с ней в темное водное зеркало. Даже отражение выдавало ее волнение, Аластриэль покраснела, хотя голос ее звучал твердо и уверенно.

      - Ты должен узнать все, Дзирт До’Урден. Ты, Дав и все остальные рисковали жизнью из-за магической безделушки, в менее опасной ситуации я никогда не допустила бы этого, но пояс уже был настроен на меня, и кто-нибудь из магов Лускана мог создать убедительного двойника, который был бы способен причинить вред многим.

      Чуткий слух эльфа уловил два слова, сказанных уже гораздо тише, но он не мог поверить, что всегда спокойная, словно парящая на облаке мудрости и доброй, благодетельной силы волшебница произнесла «проклятая ответственность».

      Дзирт не стал ждать, когда она продолжит, и довольно резко сказал:

     - Если это тайна, госпожа, то чем меньше ушей услышит ее, тем лучше. В чем ты виновна? Таратиль спасен, все обошлось, если кто-то из стражников и пострадал – это вина интриганов из Небесной башни… Главное, пояс не попал в их руки.

Аластриэль покачала головой.

      - Лучше бы пояс увезли на юг колдуны с летучих кораблей. Я хотела воспользоваться им тайно, и боги наказали меня. Это справедливо, - хуже всего обманывать тех, кого любишь.

      Дзирт понял, что речь идет о чем-то личном, - но не успел ничего произнести. Аластриэль взяла его за руку, вода, цветы и листья закружились пред глазами дроу, сливаясь в разноцветном водовороте. Потом краски поблекли, обращаясь спиралями серого тумана. Когда он рассеялся, перед эльфом возникла изящная мебель и бело-зеленые шелка его покоев во дворце.

      Аластриэль жестом указала ему на стул и сама села напротив. Несмотря на покрасневшие глаза и странное, несвойственное ей прежде выражение лица, - если бы эльф хуже знал волшебницу, он назвал бы его испуганным, - она была по-прежнему прекрасна. Без драгоценностей и роскошных одеяний, в простом белом платье, украшенном только приколотым к плечу букетиком лиловых крокусов… эльф опустил глаза и тут же удивленно поднял их. Руки Аластриэль были сжаты в кулаки и чуть дрожали на мозаичной столешнице – она собиралась с силами, и он понял, что для нее очень важно рассказать все это именно ему и как можно быстрее. Дроу вздохнул про себя и приготовился слушать.

      - Ты никогда  не был правителем, но можешь понять меня, Дзирт До’Урден. Я живу не для себя, и счастлива, что способна бороться за благо жителей Серебристой Луны. Но иногда хочется променять долгую жизнь и магию, заполняющую меня с самого рождения, на то, чтобы стать обычной женщиной. У меня были мужчины – и все они покидали меня,  не только по причине гибели в бою. Из-за моей бесконечной юности - даже светлые эльфы, хоть и живут дольше твоих сородичей, в конце концов стареют и умирают; из-за моей магии - они считали более подходящей парой для себя простую человеческую или эльфийскую женщину, чем одну из Семи Сестер, и уходили, не дожидаясь, пока смерть придет за ними. Мои друзья часто обращаются со мной, как с ожившей статуей или чуждой миру созданий из плоти и крови элементалью – отстраненно-вежливо. Я не могу оставить город и дело всей своей жизни, - проклятая ответственность! – но иногда так этого хочется…

      Ты можешь подумать, что я легкомысленна, но поверь, пояс требовался не только для того, чтобы иногда сбегать из дворца в мужском обличье и носиться верхом по окрестным лесам и горам, радуясь, что через магию артефакта не пробиться даже самому сильному чародею.

      Дзирт покачал головой и улыбнулся, представив волшебницу, которая вопит во все горло: «Свобода!»

      - Я понимаю. Ты…

      Дроу осекся – несмотря на свое прекрасное зрение и наблюдательность, он не уловил, когда, в какой момент произошло превращение. Перед ним сидел светловолосый зеленоглазый юноша. Сходство с Аластриэль было отдаленным, если бы Дзирт увидел его в других обстоятельствах, то и не задумался бы об этом. К его белой рубашке был приколот тот же букетик крокусов, капельки росы на лиловых лепестках по-прежнему не высыхали…  

      Теперь эльф действительно понял.

      - Да, - произнес юноша, - мне иногда просто больно без тебя, Дзирт До’Урден. Я не надеялся на ответное чувство, но мечтал, что мы когда-нибудь станем друзьями. В мужском облике магия мне не нужна. Аластор счастлив и без нее, потому что живет под одними звездами с тобой. Сейчас же, - голос его дрогнул, - сейчас я хочу лишь прощения за то, что хотел тебя обмануть.

      - Мне нечего прощать тебе, Аластор, - Дзирт искренне улыбнулся, хотя все еще был ошеломлен, - знаешь, это так неожиданно, что хочется изменить своей привычке и немного выпить сегодня вечером.

      «Поляна» была, по мнению Бренора и Вульфгара, самым «до неприличия приличным местом» в Серебристой Луне. В таверне собирались в основном эльфы и их друзья, принадлежавшие к другим расам. Хотя вход никому не был заказан, но многим, особенно дворфам и людям-северянам, напитки здесь казались слишком слабыми, музыка – тихой, а официантки – неприступными. Дзирт был тут несколько раз с мудрецом и щеголем Фредегаром, походившим на дворфа только обликом. Дроу здесь помнили и вежливо проводили  вместе с его спутником на одну из «крон» – балкончиков, нависавших над залом таверны. Поддерживающие их колонны были весьма искусно расписаны под цвет коры дубов, осин и буков; от зала балконы отгораживала не только высота, но и искусно выполненные из шелка и проволоки побеги плюща, полускрывавшие сидящих за узкими полированными столиками на «деревьях». Музыка  действительно была тихой, рассчитанной на чувствительные уши эльфов, девушки в бирюзовых платьях, которых тут называли «птичками», невероятно быстро подавали блюда и тут же уносились к другим «деревьям».

      - Ты же… - Аластор неуверенно хихикнул, - скорее нюхаешь вино, чем пьешь.

      - Ты тоже, - ответил дроу. Они действительно почти ничего не выпили, немного отведав сушеных фруктов и маленьких пирожных, украшенных засахаренными цветочными лепестками, но взаимное смущение понемногу проходило. Говорил в основном Дзирт - Аластор остроумно заметил, что ему от роду один день и он ничего не знает, кроме ее занудной, неинтересной жизни.

      Около полуночи они попрощались с приветливыми «птичками» и направились во дворец самым коротким путем, через предусмотрительно захваченный Аластором артефакт портала.

      Белые и зеленые занавеси на открытом окне не шевелились – ночь была безветренной и душной, хотя лето еще не наступило. Аластор ухватился за витой столбик кровати.

      - Я пьян, друг мой, непонятно отчего. Качает, нет – несет, словно по реке с сильным течением. Не беспокойся, я дойду сам.

      Эльф взял его за руку, теплую, как лучи закатного солнца. Такая же печальная, пронзительная нежность светилась в темно-зеленых глазах юноши.

      - Останься. Завтра я ухожу в Мифрил Халл.

      Они не говорили до тех пор, пока Дзирт не провел ладонью по щиколотке обнаженного Аластора, украшенной тонкой серебряной цепочкой.

      - Сними его.

      Юноша покачал головой, на глазах его выступили слезы.

      - Я знаю, и не только от тебя, каковы женщины-дроу. Неудивительно, что ты не хочешь, даже с этой девочкой Кэтти-бри, которая намного красивее и достойнее меня…

      Темный эльф сидел рядом с ним на краешке кровати, не убирая руки с трансформированного мифрилового пояса.

      - Дело не в этом. Мне просто лучше одному – таков мой путь, наверно. Сними, я хочу быть с тобой, с той Аластриэль, которую я знаю.

      Слова «в первый и последний раз» не прозвучали, но летали над ними, падая на смятые подушки, словно невидимые семена волшебных растений. Она приняла их горький, честный вкус и не жалела о том, что открыла ему свою душу утром и тело – ночью. Аластриэль за свою долгую жизнь узнала много истин, и на рассвете ей была дарована еще одна – никогда ей не понять Дзирта До’Урдена. Но именно темные глубины его души помогали ей растить робкую надежду, что он не забудет дорогу в Серебристую Луну и, возможно, еще не одна ночь соединит их.

      Если бы Аластриэль почувствовала, что он остался с ней из жалости, то никогда не допустила бы этой жаркой и слишком быстро пролетевшей ночи. Нет, в сияющих глазах эльфа было другое. Радость  желания, не дикого, животного, но  высокого и светлого, он уважал и ценил ее душу и восхищался ее телом. Он понимал ее, он остался ее другом… 

      Потом, когда Дзирт покинул ее ложе и ее город, она плакала от счастья, вспоминая, как эльф  наполнял ее своей силой, и от холодной, ледяной боли сознания его нелюбви.

 

*   *   *

 

      - Ты любишь ее?

      Кэтти-бри не хотела, чтобы ее слова прозвучали так резко – словно хлопок тетивы Тулмарила.

      Дзирт улыбнулся – ясно, открыто, и девушка сразу же перестала злиться, улыбка эльфа обезоружила ее, как и всегда; теперь она искренне не понимала, как могла сказать такое всего лишь из-за того, что он задержался в Серебряной Луне, чтобы найти магическую побрякушку этой белобрысой чародейки.

      - Люблю ли я леди Аластриэль? Не больше, чем она меня.

 

Эпилог. До рассвета

 

      Торил.

      Завывание ветра в колючих пиках северных гор. Веселые игры дельфинов, радужные веера капель над густо-синей гладью застывшего, словно разморенного жарой южного моря. Удары кирки трудолюбивого дворфа, откалывающего пласты плотной, поблескивающей мелкими кристалликами кварца руды в надежде добраться до мифрильной жилы. Торил-л… звон бронзовых колокольчиков храмовой процессии во Вратах Бальдура.

      Он летел над одним из трех континентов огромного, прекрасного и жестокого мира,  вспоминая название этой  земли. Фейрун или Фаэрун – произносили его название по-разному, но для летящего в кудрявых кучевых облаках оно было не набором звуков, скорее, многоцветным вихрем сменяющих друг друга образов.

      Фейрун.

      Шелест трав в ночь летнего полнолуния, когда тьму прорезают прозрачные серебристые клинки лучей ночного светила. Вечное движение песка в пустыне Анаврок, понемногу расширяющей свои пределы. Едва различимая в шуме огромного Глубоководья мелодия флейты из окна мансарды, где обосновался одинокий дроу, избравший пути Темной Девы Эйлистрае и навсегда отвергнувший мрак Подземья.

      Подземье.

      Конечно, он не мог отсюда увидеть его бесконечные, бесчисленные пещеры и закоулки, лабиринты тоннелей и черные потоки безымянных рек. Но это слово – точнее, понятие – обернулось в памяти летящего в облаках сотнями и тысячами мрачных картин. И все их  заслонил Город и его обитатели, похожие на тени или зловещих призраков, - бесшумные, иногда почти неразличимые в своих маскирующих плащах-пивафви, а часто и безмолвные, объяснявшиеся быстрыми, едва уловимыми жестами. Тьма окружала их снаружи и тьма была у них внутри – клубившаяся непроглядно-черными облаками злобы, зависти и презрения.  Он давно уже покинул Город - странное и страшное место, в котором красота уступала жестокости, более того – служила ей, как рабыня повинуется приказам сумасбродной и мстительной хозяйки, вооруженной пятихвостой плетью с ядовитыми змеиными головами на концах хлыстов.

      Боль.

      Адамантиновые оковы, стискивающие запястья и щиколотки, натянутые цепи, почти раздирающие тело. Клацающие клинки. Восемь бритвенно острых ног паука-кинжала в тонкой черной руке. Зубы, рвущие язык. Боль уже не важна, главное – не дать им услышать последнее слово, самое важное, самое прекрасное, светлое, оно вспыхивает перед внутренним взором умирающего, словно огромный костер лилового магического огня, не обжигающего, а придающего сил. Он уходит в пламя, забывая обо всем, кроме этого слова. Этого имени. Этого огня, не оставлявшего летящего в облаках ни в сумраке небытия, ни в наполненных звездами, птицами и ветрами небесах иных миров.

      «Дзирт».

 

*   *   *

      Под облаками мелькали ледяные пики, заснеженные плато, голые склоны разных оттенков серого и бурого. Ниже – разноцветные ковры высокогорных лугов и темно-зеленые пятна ельников. Он искал то место, где уже был однажды. Способный говорить произнес бы три слова, обозначавшие цель. Три и еще одно. «Храм Парящего Духа. Кэддерли». Но у летящего в облаках не было ни гортани, ни языка, как и тела вообще. Он был бесплотен, и, хотя мог видеть и слышать, не сумел бы вдохнуть запахи рыбы и водорослей, наверняка доносившиеся от огромного озера на юге, или ароматы цветов и лекарственных трав из сада, раскинувшегося рядом с устремленным к небесам зданием Храма. Не мог провести рукой по витражам, ощутив тепло нагретых летним солнцем цветных стекол и надежных свинцовых переплетов. Слова превращались в его сознании в образы, которые становились все более яркими и четкими. Он увидел добродушного пожилого человека с молодыми глазами, подметавшего пол в святилище и приблизился к нему. Легко преодолев стекло и металл, бесплотный дух не ощутил ни малейшего неудобства.

      Кэддерли почувствовал что-то среднее между сквозняком и щекоткой – не только кожей, но и всем своим существом. Священник улыбнулся, нисколько не испугавшись. Он узнал прикосновение, свойственное могучему добродетельному духу, если при жизни его обладатель и совершал плохие поступки, то мог искупить их помощью обитателям бесчисленных миров. «Имена же и насельники всех тех неведомых планов бытия ведомы только Лорду Ао», - вспомнились слова из богослужебной книги.

      «Я искал тебя, служитель Денеира».

      «Я узнаю тебя».

      «Ты вызывал меня, и этим усилил мою связь с миром Торила. Помоги, прошу».

      «Ума не приложу, чем и как я могу быть тебе полезен? Ты – могучий дух, я – всего лишь смертный священник», - лукаво улыбнулся Кэддерли; он начинал понимать.

      «Мне нужно тело. Ненадолго, я хочу еще раз поговорить с…»

      Служитель Денеира прикрыл глаза – дух разговаривал с ним образами, и вспыхнувшее на миг лиловое пламя было почти реальным.

      «Думаешь, он не поверил, счел твое появление сном?»

      «Чувствую, что поверил, но нам было дано всего лишь несколько мгновений… и  для меня, и для него это было скорее видение, чем действительность».

      «Да, я смог с помощью Денеира облечь твой дух подобием прежнего облика ненадолго… но вряд ли способен на большее», - покачал головой священник.

      «Обратись к своему богу. Обещаю, больше я не потревожу тебя».

      «Хорошо, - кивнул Кэддерли, - я попробую».

 

*   *   *

      Прилив ласково гладил прибрежный песок прозрачными ладонями. «Искатель» покачивался на волнах гавани Глубоководья, будто в медленном танце. За час до полуночи последняя шлюпка с повеселившимися в порту матросами была поднята на борт. Капитан Вайс не сомневался, что утром команда будет на ногах – пьяницы и лентяи на его корабле долго не задерживались. Соленый ветер с запада заглушал запахи побережья, неслышно нашептывая, что давно пора отдохнуть… Все, кроме вахтенных, сладко зевая, вскоре разошлись по каютам.

      Дзирт До’Урден уснул уже давно – более чувствительный, чем люди, темный эльф еще раньше почувствовал, как тяжелеют веки, и узкая койка притягивает, подобно могучему талисману. Дроу не стал сопротивляться этому зову. В каюте он был один. Другая такая же маленькая каморка служила обиталищем Кэтти-бри, Бренор и Реджис занимали чуть более обширное помещение рядом с каютой капитана.

      Друзья чувствовали, что эльф изменился: он часто бывал отрешенным и задумчивым и как-то незаметно стал проводить все больше времени в одиночестве, надвигая на лицо капюшон, чтобы никто не заметил его печальной улыбки.

      -  Это пройдет, - говорила Кэтти-бри, - он вернется к нам, имейте терпение.

      Она думала, что он вместе с ними переживает уход Вульфгара, но чувства эльфа были сложнее, хотя и расставание с варваром стало для него нелегким.

Вульфгар, до того, как его захватили воспоминания о годах плена у Эррту, какое-то время чувствовал себя виноватым, и Дзирт тут же это заметил, несмотря на свой отстраненный вид. Эльф отыскал варвара в одном из кабаков Брин Шандера. Вульфгар уже был в том состоянии, когда мог еще самостоятельно добраться до дома, но уже не сдерживался, облекая свои мысли в слова.

      - Дзирт… извини, - произнес варвар, уставясь на залитый элем дубовый стол. – Извини, что это был я. Я – не он… ты не думай, я все понимаю… все бы отдал, лучше бы я остался в Бездне!

      Черная кожа дроу посерела. Завсегдатаи таверны предпочли отойти на безопасное расстояние, решив, что огромный полуседой воин чем-то оскорбил темного эльфа.

      - Нет, Вульфгар. Как ты можешь так говорить, так думать обо мне? Ты жив, я рад этому не меньше, чем Бренор, Реджис и Кэтти-бри. А Закнафейн не подвергается мучениям, дух его свободен… и он всегда со мной. Пойдем.

      Варвар вздохнул и встал, стараясь не опираться на дроу. Он знал, что хрупкое сложение  эльфа обманчиво - дело было не в этом. Их отдалила друг от друга не Кэтти-бри, не шесть лет, проведенных Вульфгаром в плену у демона Эррту, - нет, все дело было в Дзирте, укрытом невидимым, но почти осязаемым панцирем. Стоило варвару увидеть блестевшие от неведомых мыслей лавандовые глаза эльфа или легкую грустную улыбку, прячущуюся в уголках его губ, и в который уж раз Вульфгар отчаянно цеплялся за мысль, что рано еще  топить, привязав камень, в омуте прошлого все то, что было между ними, одновременно понимая, насколько изменились и Дзирт, и он сам.

      Дроу переживал за Вульфгара вместе со всеми, понимая, что его холодность была одной из причин срывов варвара. Но и многое другое занимало его мысли после победы над Эррту, и прежде всего – воспоминания о короткой встрече с призраком Закнафейна.

 

*   *   *

      Любопытная луна протянула сверкающую дорожку к «Искателю» по черным волнам. Свет проникал через круглые оконца в каюты, освещая сундуки с вещами, бухты запасных канатов, оружие, аккуратно повешенное на стены, одежду на откидных скамьях. Лучи ее посеребрили белоснежные волосы темного эльфа, осторожно коснулись длинных ресниц, очертили контуры тела, гибкого и смертоносного, как черный адамантиновый клинок. Но в отличие от магического металла Подземья, солнце  не разрушило, а закалило изгнанника-дроу. Он был семидесятилетним юношей, все еще не достигшим окончательной зрелости по меркам темных эльфов, однако  беды и тревоги, удачи и потери оставили на нем свой след – тонкие черты уже потеряли мягкую неопределенность, ту милую расплывчатость, которая заставляла сурового оружейника некогда повторять про себя: «Мой мальчик»… Это было лицо взрослого эльфа, многое испытавшего и ставшего от того еще красивее и притягательнее. Закнафейн До’Урден смотрел на сына с гордостью, и другие чувства отражались на его лице, потому что он знал, что никто сейчас их не увидит. Он взял руку сына в свои, разглядывая едва заметные шрамы на гладкой черной коже. Раны эльфов со временем заживали, не оставляя следов, но его мальчик так часто бывал в самых разных переделках - пока затягивались и исчезали одни, появлялись другие. Рука Дзирта неожиданно сжалась не стальным боевым захватом - эльф лишь слегка стиснул державшие его пальцы и открыл глаза.

      - Dos… Ты, это и правда ты? - полувопросительно прошептал Дзирт, мгновенно садясь на кровати. Он смотрел на отца, не в силах ни спрашивать, ни молчать, не смея поверить в то, что рука Закнафейна, обнявшая его плечи, была теплой и вполне осязаемой.

      - Да, это я. Но только до рассвета, - быстро объяснял Закнафейн, - священник из Храма Парящего Духа смог выполнить мою безумную просьбу, боги услышали его. Я не призрак, Дзирт, мальчик мой…

      Все еще не уверенный окончательно, что не спит, Дзирт прижался к сумеречному плащу-пивафви, спрятав лицо в густой белой гриве Зака, не стянутой, как обычно, кожаным шнуром на макушке. Он прежде почувствовал, чем услышал, как бьется сердце его отца и наставника.

      - Да будут благословенны… добрые боги Света, - выговорил Дзирт; горло уже не слушалось его, все тело вздрагивало, пытаясь справиться с подступавшими рыданиями. Закнафейн гладил его по голове.

      - Ничего, поплачь… ты ведь не плакал очень давно, сын.

      Он бережно отстранил Дзирта, наконец-то глядя в невероятные лиловые глаза, залитые слезами, растерянные и снова такие юные. Казалось, они вернулись в прошлое, когда говорили о побеге из Мензоберранзана. Как и тогда, ему стоило немалых трудов сдерживать свои желания. Закнафейн вздохнул про себя. Он отодвинулся, быстро скинув плащ.

      - Давно хотел попробовать вина из Надземья. У тебя есть здесь что-нибудь приличное? - нарочито бодрым голосом спросил оружейник.

      Дзирт улыбнулся, вскакивая с кровати.

      - Вообще-то я предпочитаю родниковую воду, но для друзей всегда держу пару бутылей.

      Вино помогло преодолеть скованность от их необычной встречи, и Дзирт что-то говорил, не разбирая собственных слов, понемногу убеждаясь в том, что настоящий, не призрачный, Закнафейн сидит рядом, улыбается и рассказывает, как навсегда был освобожден от власти Паучьей Королевы и Матери Мэлис благодаря ему. Своему сыну.

      Его отец. Тот, кого он любил больше всех, о ком вспоминал постоянно. Тот, кто окружил его сердце незримым пламенем невозможной, запретной любви. Только сейчас Дзирт понял, как скучал по нему, как ему не хватало рядом этих прищуренных глаз,

 мудрой улыбки, сильной ладони на плече.

      - Я знаю, - тихо вымолвил Зак, - знаю. Я видел иные миры, летел среди звезд и лун, наблюдал за сражениями богов и магов… И все это было таким незначительным. Лишенным смысла, ведь мне недоставало главного – тебя.

      Дзирт видел, как щеки Закнафейна покраснели – от инфразрения дроу такое невозможно  утаить. Тем не менее, он опасался, что неправильно понял только что услышанные слова.

      - Ты читаешь мои мысли, Закнафейн? – спросил Дзирт едва слышно, но вложив в имя наставника все, что чувствовал к нему. Всю нерастраченную страсть, неоткрытую, запертую, словно в клетке, нежность, всю свою любовь - радостную и горькую.

      Зак все улыбался – так, что не было сил отвести взгляд от этой улыбки.

      - Нет, я на это не способен, сын мой. Мой мальчик. Мой ученик, мой учитель. Mzilst alurl. Mzilst ssin'urn.

      Дзирт горел, если бы он взглянул на свое тело, то увидел бы яркий багровый костер, в который оно превратилось. В ушах его все еще звучали самой прекрасной музыкой слова резкого языка дроу: «Самый лучший, самый красивый». И уходили, уносились прочь зловещие тени, поселившиеся в его душе – все, вплоть до только что появившегося   внутри обессиливающего страха - что он будет делать, когда с рассветом эта ночь умрет, когда он останется один?

      Ничего не осталось, кроме горячих губ Закнафейна, ставших еще более красноречивыми, когда он перестал говорить и поцеловал его, сначала нежно, едва прикоснувшись, потом – все более страстно, признаваясь еще раз и еще, пока они не упали на узкую койку, одновременно рассмеявшись.

      - Стыдно сказать – у меня голова кружится, как у изнеженной девицы, - хихикнул Дзирт, глядя, как Зак снимает сапоги, фиолетовую рубашку и штаны. -  Охх…

      Ему хотелось кричать от счастья. Оно, словно узкий сияющий клинок, вонзилось в сердце, стучавшее все сильнее и чаще. Обнаженный и возбужденный Закнафейн лишил его дара речи. Дзирт безмолвно смотрел, пока не опустил голову. И снова был понят.

      - Ты думаешь о том, что я – твой отец, - произнес Зак почти тем же голосом, каким говорил с ним когда-то на занятиях в оружейной Дома До’Урден. – Да, а ты – мой сын. И мы любим друг друга не так, как положено двум эльфам, связанным узами крови. Но мы – дроу, Дзирт. Пусть и не во всем похожие на большинство наших живущих в Подземье родичей – мы все равно темные эльфы, Ilithiiri, и темные желания - часть нашей природы. Если ты не хочешь – проведем остаток ночи в разговорах. Я счастлив, уже когда смотрю на тебя.

      Дзирт колебался не больше трех ударов сердца.

      - Ничего другого я не желал в жизни так, как этой ночи. Отец, наставник, любимый – прости мои сомнения. Боги, как все оказалось неожиданно просто, - прошептал Дзирт. – Я думал, что никогда не смогу сказать тебе… ssinssrigg dos.

      - Usstan ssinssrigg dos. Я люблю тебя, - эхом повторил Закнафейн, отрываясь от груди Дзирта, - он целовал его шрамы, проводил языком по рельефу твердых мышц,  вдыхал запах его кожи, опьянявшей своей чистотой и свежестью.

      – Ты такой… немного терпкий, как южный плод с горьковатой кожицей, под которой сладкая, душистая  сердцевина. Так бы и съел тебя.

      - Ешь, - выдохнул Дзирт, - ешь скорее, а то я лопну.

      Но Закнафейн, насмешливо фыркнув, продолжал изучать его все так же неторопливо нежно, невыносимо, сладостно медленно, словно впереди у них была целая вечность. И Зак сумел придать подобие вечности этой весенней ночи.

      Дзирт уже не был девственником, но еще никто не мог похвастаться, что овладел им. Закнафейн чувствовал его лучше, чем он сам, Дзирт осознал это позже, в минуты их первого, вымоленного, вырванного у богов и безликой, равнодушной судьбы единения он не способен был думать. Он просто был с Закнафейном, отдавая ему себя без остатка, до последнего движения, взорвавшегося их общим вскриком и всплеском наконец-то ставшего зримым пламени их душ, до последней капли, сцелованной Заком с его тела.

      Корабль спал. Спали, не видя снов, все, кто на нем находился. Вздыхали, и во сне жалуясь на жаркую не по сезону погоду, жители Глубоководья. Дремало море, прикорнул на огромном водном ложе западный ветер. Только луна все так же подглядывала в небольшой иллюминатор «Искателя» за двоими, которым хватало места на узкой откидной койке в тесной каюте. Они были стройными и гибкими, и в то же время невероятно сильными; тренированные тела воинов переплетались, изгибались, настигали друг друга в самой древней и завораживающей пляске. Совершенные черные тела, длинные белые волосы, сверкающие в темноте огоньки, рубиновые и аметистовые… Они смеялись и плакали, шептали бессвязные, ласковые словечки, обнимали друг друга  крепко, до боли, словно хотели отныне и навеки слиться кожей, плотью и душами… Но и луна наконец смущенно отвернула свой лик, оставив их наедине, в сердцевине уснувшего мира, который в эти краткие часы принадлежал им одним. Впрочем, разве думали они о мире, о луне, о том, где сейчас находятся и что случится на рассвете? Они были наполнены друг другом и все никак не могли успокоиться, исчерпать поток взглядов, слов, прикосновений.

      Звезды одна за другой исчезали – словно слезы огненноволосой богини любви высыхали на светлевшем небесном шатре, раскинувшемся над Торилом. Дзирт смотрел на Закнафейна, уже не прибегая к тепловому зрению.

      - Зак, я хочу уйти вместе с тобой.

      - Это невозможно, - твердо произнес Закнафейн. – Мы еще встретимся, и не помышляй о том, чтобы до срока покинуть мир живых. Закрой глаза.

      Дзирт повиновался; прощальный поцелуй не оборвался – истаял, медленно растворился в лучах рассвета вместе с Закнафейном. Когда Дзирт открыл глаза, он увидел, как превращается в серый туман пивафви, оставленный на стуле. И услышал те же слова, что и в прошлую встречу с отцом.

 

      Будь спокоен, сын мой. Держись своих друзей и своих воспоминаний, и в своем сердце знай - мы снова встретимся. Не отвергай радостей этого мира, живи и будь счастлив.

 

      Usstan ssinssrigg dos, Zaknafein.

 

Словарик

 

Колсен’шши орб – заклинание означает «убери ноги с паука»

 

Колн’блас – презрительное наименование всех не-дроу

 

Dos – ты

 

Ilithiiri – так называли темных эльфов Торила еще до изгнания их в Подземье

 

Mzilst alurl – самый лучший

 

Mzilst ssin'urn – самый красивый

 

Usstan ssinssrigg dos – я люблю тебя